ствомъ, сдѣлало бы его страшнымъ для его сосѣдей; но такъ какъ этотъ интересъ является второстепеннымъ и подчиненнымъ, а оба предположенія несовмѣстимы, то естественно, что государи отдаютъ всегда предпочтеніе принципу, который приноситъ имъ самую непосредственную пользу. Именно это настойчиво говорилъ евреямъ Самуилъ; именно это съ ясностью показалъ Макіавелли. Притворяясь, что даетъ уроки монархамъ, онъ далъ великіе уроки народамъ. „Государь" Макіавелли—республиканская книга [1].
На основаніи общихъ отношеній мы нашли, что монархія пригодна только для большихъ государствъ, и при изученіи ея самой мы снова придемъ къ этому же выводу. Чѣмъ многочисленнѣе государственная администрація, тѣмъ сильнѣе уменьшается отношеніе между государемъ и подданными и тѣмъ болѣе оно приближается къ равенству, такъ что въ демократіи это отношеніе является единицей или даже полнымъ равенствомъ. Это отношеніе увеличивается по мѣрѣ сокращения правительства и достигаетъ своего максимума, когда правительственная власть находится въ рукахъ одного лица. Въ этомъ случаѣ между государемъ и народомъ существуетъ слишкомъ большое разстояніе, и государству недостаетъ связи. Для ея образованія необходимы промежуточныя сословія, чтобы ихъ заполнить, необходимы короли, вельможи, дворянство. А все это непригодно для небольшого государства, которое губятъ всѣ эти подраздѣленія.
Но если вообще трудно, чтобы большое государство управлялось хорошо, то тѣмъ болѣе трудно, чтобы имъ хорошо управлялъ одинъ человѣкъ; а каждому извѣстно, что бываетъ, когда король ввѣряется намѣстникамъ.
Главный и неизбѣжный недостатокъ монархіи, благодаря которому этотъ образъ правленія всегда будетъ стоять ниже республиканскаго, тотъ, что въ послѣднемъ общественное избраніе выводитъ на первое мѣсто почти всегда только просвѣщенныхъ и умныхъ людей, съ честью исполняющихъ свое дѣло; между тѣмъ люди, возвышающіеся въ монархіяхъ, чаще всего проныры, мелкіе плуты, мелкіе интриганы, которымъ ихъ мелкіе таланты, доставляющіе при дворахъ крупныя должности, служатъ только для обнаруженія ихъ глупости передъ обществомъ по достиженіи ими этихъ должностей. Въ этомъ выборѣ народъ ошибается гораздо меньше, чѣмъ монархъ, и человѣкъ съ настоящими достоинствами почти такъ же рѣдокъ въ министерствѣ, какъ дуракъ во главѣ республиканскаго правительства. Поэтому, когда по какой-нибудь случайности одинъ изъ этихъ людей, рожденныхъ для управленія, беретъ въ свои руки веденіе дѣлъ въ монархіи почти разоренной этой шайкой прелестныхъ управителей, онъ поражаетъ своимъ умѣніемъ найти новые ресурсы, и это является эпохой для страны.
Для того чтобы монархическое государство хорошо управлялось, необходимо было бы, чтобы его величина или имъ занимаемое пространство измѣрялось способностями того, кто управляетъ. Легче завоевывать, чѣмъ управлять. Обладая достаточно большимъ рычагомъ, можно однимъ пальцемъ сдвинуть земной шаръ, но нужны плечи Геркулеса, чтобы поддержать его. Какъ бы ни мала была величина большого государства, его глава почти всегда слишкомъ малъ. Когда, наоборотъ, случается,—а случается это очень рѣдко,—что государство слишкомъ мало для своего монарха, оно также управляется плохо, такъ какъ онъ, затянутый всегда своими великими цѣпями, забываетъ объ интересахъ народа, и, злоупотребляя талантами, которыхъ у него слишкомъ много, онъ дѣлаетъ народъ не менѣе несчастнымъ, чѣмъ ограниченный благодаря недостатку талантовъ монархъ. Слѣдовало бы, чтобы государство, такъ сказать, расширялось или суживалось при каждомъ новомъ царствованіи въ зависимости отъ талантливости своего главы, а такъ какъ способности сената подвержены меньшимъ колебаніямъ, то государство можетъ обладать постоянными границами, а администрація—быть не менѣе хорошей.
- ↑ Макіавелли былъ честнымъ человѣкомъ и хорошимъ гражданиномъ; но, привязанный къ дому Медичи, онъ принужденъ былъ въ угнетении своего отечества маскировать свою любовь къ свободѣ. Уже одинъ выборъ его отвратительнаго героя достаточно выдаетъ его тайное намѣреніе, и противорѣчіе положеній его книги „Государь" съ положеніями его „Разсуждений о Титѣ Ливіи" и его „Исторіи Флоренціи" показываетъ, что этотъ глубокій политикъ до сихъ поръ имѣлъ только поверхностныхъ или развращенныхъ читателей. Римскій дворъ строго запретилъ его книгу; я вполнѣ это понимаю; именно его онъ въ ней описываетъ самымъ яснымъ образомъ.
