польскомъ сеймѣ: Malo periculosam libertatem quam quietum servitium.
Если бы существовалъ народъ боговъ, онъ имѣлъ бы демократически образъ правленія. Такой совершенный образъ правленія не подходитъ для людей.
ГЛАВА V.
Объ аристократіи.Здѣсь передъ нами двѣ совершенно различныя нравственныя фигуры—правительство и верховная власть, и, слѣдовательно, двѣ общихъ воли, одна изъ которыхъ является таковой по отношенію ко всѣмъ гражданамъ, другая—только по отношенію къ членамъ администрации. Итакъ, хотя правительство можетъ регулировать внутреннее управленіе по своему усмотрѣнію, оно можетъ говорить съ народомъ только отъ имени верховной власти, т.-е. отъ имени самого народа, чего никогда не надо забывать.
Первыя общества имѣли аристократический образъ правленія. Главы семействъ решали между собой общественныя дѣла. Молодые люди безъ труда подчинялись авторитету опыта. Отсюда названія: жрецы, старѣйшины, сенатъ, геронты. Дикари Северной Америки еще до нашихъ дней управляются такимъ образомъ и управляются очень хорошо.
Но по мѣрѣ того, какъ первенство, созданное людскими установленіями, перевешивало естественное неравенство, богатство и могущество[1] стали предпочитать годамъ, и аристократія сделалась выборной. Наконецъ, власть, переходя вместе съ богатствомъ отъ отца къ детямъ и создавая патриціанскія фамиліи, сделала правительственную власть наследственной, и мы встречаемъ двадцатилѣтнихъ сенаторовъ.
Итакъ, существуютъ три вида аристократии : естественная, выборная и наследственная. Первая подходитъ только для первобытнаго народа; третья — наихудшая изъ всѣхъ формъ правленія; вторая — наилучшая; это аристократія въ настоящемъ смыслѣ этого слова.
Помимо того преимущества, что обе власти въ ней разделены, она обладаетъ еще темъ преимуществомъ, что члены ея избираются. При демократическомъ образѣ правленія все граждане рождаются должностными лицами, а эта аристократическая форма правленія ограничивается небольшимъ ихъ количествомъ, и они становятся должностными лицами только въ силу избранія[2],—способъ, при которомъ честность, просвещеніе, опытъ и все другіе поводы къ предпочтенію и общественному уваженію, являются новой гарантіей, что правительство будетъ мудрымъ.
Къ тому же более удобно устраивать собранія; дела обсуждаются лучше, производятся въ большемъ порядкѣ и съ большей скоростью; престижъ государства сильнее поддерживается за границей уважаемыми сенаторами, чемъ неизвестной и презираемой толпой.
Одними словомъ, наилучшимъ и самымъ естественнымъ порядкомъ является тотъ, когда самые мудрые управляютъ массой, если только существуетъ уверенность, что они ею управляютъ для ея выгоды, а не для своей; не надо напрасно увеличивать число должностей или делать при помощи двадцати тысячъ людей то, что сто избранныхъ могутъ сдѣлать гораздо лучше. Но надо заметить, что здесь интересъ правительственнаго организма начинаетъ въ меньшей степени направлять общественную силу согласно общей воле и что другая неизбежная склонность отнимаетъ у законовъ часть исполнительной власти.
Что касается особыхъ условій, то здесь не требуется ни такого небольшого государства, ни такого простого и справедливаго народа, какъ въ хорошей демократіи, для того чтобы исполненіе законовъ непосредственно вытекало изъ общественной воли. Нетъ надобности также въ такомъ большомъ народе, въ которомъ отдельные начальники,
- ↑ Ясно, что слово optimates у древнихъ не означаетъ лучшіе, но могущественнѣйшіе.
- ↑ Очень важно урегулировать посредствомъ законовъ форму избранія должностныхъ лицъ, такъ какъ, оставляя ее на волю государя, нельзя избѣгнуть вознікновенія наслѣдственной аристократіи, какъ случилось съ республиками Венеціанской и Бернской. Поэтому первая—давно уже погибшее государство, а вторая держится чрезвычайной мудростью своего сената; это очень почтенное и очень опасное исключеніе.
