ГЛАВА IV.
О демократіи.Тотъ, кто создаетъ законъ, знаетъ лучше кого бы то ни было, какимъ образомъ онъ долженъ быть выполненъ и истолкованъ. Кажется, слѣдовательно, нельзя было бы имѣть лучшую конституцію, чѣмъ та, гдѣ исполнительная власть соединена съ законодательной; но именно это соединение дѣлаетъ такую форму правленія неудовлетворительной въ извѣстныхъ отношеніяхъ, такъ какъ въ ней не различаются вещи, которыя слѣдуетъ различать, и такъ какъ государь и верховный властелинъ, являясь однимъ и тѣмъ же лицомъ, образуютъ, такъ сказать, правительство безъ правительства.
Нехорошо, чтобы тотъ, кто создаете законы, приводилъ ихъ въ исполненіе или чтобы вниманіе народнаго организма отъ общихъ цѣлей отвлекалось частными цѣлями. Ничто такъ не опасно, какъ вліяніе частныхъ интересовъ на общественная дѣла, и злоупотребленіе правительства законами — меньшее зло, чѣмъ развращенность законодателя, неизбѣжное слѣдствіе частныхъ стремленій. Такъ какъ въ этомъ случаѣ государство измѣнено въ своей сущности, то всякая реформа становится невозможной. Народъ, который никогда не злоупотреблялъ бы правительственной властью, никогда не злоупотреблялъ бы также независимостью; народъ, который всегда бы хорошо управлялъ, не нуждался бы въ томъ, чтобы имъ управляли.
Если понимать это слово въ точномъ его смыслѣ, то демократія никогда не существовала и никогда не будетъ существовать. Не соответствуетъ естественному порядку вещей, чтобы большое количество народа управляло, а малое было бы управляемо. Нельзя себѣ представить, чтобы народъ оставался безпрестанно собраннымъ для занятій общественными дѣлами, и легко понять, что для этого не могутъ быть учреждены комиссіи, если не будетъ измѣнена форма правленія.
Въ самомъ дѣлѣ, можно, я думаю, нринять за правило, что если функціи правительства раздѣлены между нѣсколькими трибуналами, то менѣе многочисленные пріобрѣтаютъ рано или поздно наибольшую власть, къ кото- рой ихъ естественнымъ образомъ приводитъ хотя бы уже легкость въ веденіи дѣлъ.
Кромѣ того, сколько вещей, которыя трудно соединить, предполагаетъ эта форма правленія! Во-первыхъ, очень маленькое государство, гдѣ легко было бы собрать народъ и гдѣ каждый гражданинъ могъ бы легко знать всѣхъ остальныхъ; во-вторыхъ, великую простоту нравовъ, которая предупреждаетъ массу дѣлъ и затруднительныхъ споровъ; затѣмъ, широкое равенство ранговъ и имущества, безъ чего не могло бы долго существовать равенство въ правахъ и во власти; наконецъ, слабое развитіе или совершенное отсутствіе роскоши, такъ какъ роскошь является слѣдствіемъ богатства или она дѣлаетъ его необходимымъ; она развращаетъ въ одно и то же, время богатаго и бѣднаго, одного — благодаря обладанію богатствомъ, а другого — благодаря алчности; она предаетъ отечество изнѣженности и суетности; она отнимаетъ у государства всѣхъ его гражданъ, чтобы однихъ сдѣлать слугами другихъ, a всѣхъ—слугами предубѣжденій.
Вотъ почему одинъ знаменитый писатель[1] поставилъ принципомъ республики добродѣтель, такъ какъ всѣ эти условія не могли бы существовать безъ добродѣтели; но такъ какъ этотъ великій геній не сдѣлалъ необходимыхъ раздѣленій, то ему часто недостаетъ вѣрности, иногда ясности, и онъ не понялъ, что такъ какъ верховная власть вездѣ одна и та же, то въ каждомъ правильно устроенномъ государствѣ долженъ имѣть мѣсто одинъ и тотъ же принципъ, правда болѣе или менѣе одинъ и тотъ же, въ зависимости отъ формы правленія.
Прибавимъ еще къ этому, что не существуетъ формы правленія, болѣе подверженной гражданскимъ войнами и внутреннимъ волненіямъ, чѣмъ демократическій или народный образъ правленія, такъ какъ ни одна не стремится такъ сильно и безпрерывно къ измѣненію формы, ни одна не требуетъ для своего поддержанія столько могущества и бдительности. Именно при этомъ государственномъ строѣ каждый гражданинъ долженъ вооружиться силой и постоянствомъ и отъ глубины сердца каждый день повторять то, что сказалъ одинъ добродѣтельный воевода[2] на
