быть доказательствомъ его миссіи. Каждый человѣкъ можетъ гравировать на каменныхъ доскахъ или купить оракулъ, или сдѣлать видъ, что онъ находится въ тайныхъ сношеніяхъ съ какимъ-то божествомъ, или выдрессировать птицу, чтобы она говорила ему на ухо, или найти другіе грубые способы, чтобы импонировать народу. Тотъ, кто умѣлъ бы дѣлать только это, могъ бы при случаѣ собрать толпу глупцовъ; но никогда онъ не основалъ бы государства и его нелѣпое дѣло погибло бы вскорѣ вмѣстѣ съ нимъ. Пустое прельщеніе образуетъ кратковременную связь; только мудрость дѣлаетъ ее прочной. Іудейскій законъ, все еще существующій, законъ сына Измайлова, который въ теченіе десяти вѣковъ управляетъ полуміромъ, гласитъ еще и понынѣ о величіи людей, диктовавшихъ его. И между тѣмъ, какъ горделивая философія или слѣпой партійный умъ видятъ въ нихъ только счастливыхъ обманщиковъ, настоящій политикъ удивляется въ этихъ постановленіяхъ великому и могучему генію, который живетъ въ долговѣчныхъ учрежденіяхъ.
Изъ всего этого не слѣдуетъ заключить вмѣстѣ съ Варбуртономъ, что политика и религія имѣютъ у насъ общую цѣль, но при возникновении народовъ одна изъ нихъ служитъ орудіемъ другой.
ГЛАВА VIII. О народѣ.
Подобно тому, какъ архитекторъ, прежде чѣмъ возвести большое зданіе, изслѣдуетъ и зондируетъ почву, чтобы убѣдиться, выдержитъ ли она его тяжесть, мудрый законодатель не можетъ издавать законовъ, которые хороши сами по себѣ, не обсудивъ предварительно, въ состояніи ли тотъ народъ, которому онъ ихъ предназначаетъ, исполнять ихъ. Вотъ почему Платонъ отказался дать законы аркадянамъ и киренейцамъ, зная, что два этихъ народа богаты и не перенесутъ равенства; вотъ почему мы находимъ на Критѣ хорошіе законы и дурныхъ людей, благодаря тому, что Миносъ далъ законодательство народу, отягченному пороками.
Нa землѣ блистали тысячи народовъ, которые никогда не могли бы перенести хорошихъ законовъ. И даже народы, которые были бы къ этому способны, имѣли бы для этого въ теченіе всей своей жизни слишкомъ короткій срокъ. Большинство народовъ, такъ же какъ и людей, бываютъ послушными только въ молодости; они становятся въ старости неисправимыми. Разъ установились обычаи и вкоренились предразсудки, желаніе ихъ измѣнить является безполезнымъ и опаснымъ предпріятіемъ. Народъ даже не можетъ перенести, чтобы его больныхъ мѣстъ касались съ цѣлью излѣченія, подобно тѣмъ тупымъ и трусливымъ больнымъ, которые дрожатъ при видѣ врача.
Подобно тому, какъ нѣкоторыя болѣзни потрясаютъ мозгъ человѣка и отнимаютъ у него память о прошломъ, такъ и въ жизни государства иногда случаются бурныя эпохи, когда революціи производятъ на народы такое же дѣйствіе, какъ извѣстные кризисы на отдѣльныхъ лицъ, когда ужасъ прошлаго занимаетъ мѣсто забвенія и когда государство, охваченное гражданскими войнами, возрождается, такъ сказать, изъ своего пепла и вновь пріобрѣтаетъ, вырвавшись изъ объятій смерти, силу молодости. Такъ было со Спартой во времена Ликурга, съ Римомъ послѣ Тарквиніевъ, а у насъ такъ было съ Голландіей и Швеціей послѣ изгнанія тирановъ.
Но эти событія рѣдки; это исключенія, причина которыхъ всегда кроется въ особенномъ строѣ исключаемаго государства. Они не могли бы даже два раза имѣть мѣсто среди одного и того же народа, такъ какъ онъ можетъ взять свободу, пока онъ находится въ варварскомъ состояніи, но не можетъ сдѣлать этого, когда гражданская пружина изношена. Въ этомъ случаѣ смута можетъ уничтожить народъ, но революція не въ силахъ его возстановить. И разъ только разбиты его оковы, онъ распадается и болѣе не существуетъ; съ этихъ поръ ему необходимъ повелитель, а не освободитель. Свободные народы, помните слѣдующее правило: „можно пріобрѣсти свободу, но никогда нельзя ее возвратить".
Молодость—не дѣтство. Для народовъ, такъ же какъ и для людей, существуетъ время молодости или, если хотите, зрѣлости, которой надо ждать, прежде чѣмъ подчинить ихъ законамъ. Но не всегда легко распознать зрѣлость народа; если не дождаться ея, то трудъ будетъ безполе-
