Страница:Общественный договор или Принципы государственного права.pdf/23

Эта страница не была вычитана

кто не относилъ бы къ себѣ слова каждый и кто не думалъ бы о себѣ, подавая голосъ за всѣхъ. Это доказываетъ, что равенство правъ и порождаемое имъ понятіе справедливости происходитъ отъ предпочтенія, которое каждый отдаетъ самъ себѣ, a слѣдовательно отъ природы человѣка; что всеобщая воля, чтобы дѣйствительно быть таковой, должна быть ею по отношенію къ своей цѣли, такъ же какъ и по своей сущности; что она должна исходить отъ всѣхъ, чтобы примѣняться ко всѣмъ, и что она теряетъ свою естественную справедливость, когда она стремится къ какой-нибудь личной и определенной цѣли, такъ какъ, разбираясь въ томъ, что для насъ чуждо, мы лишаемся всякаго вѣрнаго принципа справедливости, руководящаго нами.

Дѣйствительно, какъ только дѣло касается факта или частнаго права по вопросу, не установленному предшествовавшимъ всеобщимъ соглашеніемъ, дѣло становится спорнымъ. Это споръ, гдѣ заинтересованныя частныя лица являются одной стороною, а общество—другою, но гдѣ я не вижу ни закона, по которому необходимо поступать, ни судьи, который долженъ рѣшать. Въ этомъ случаѣ было бы смѣшно желаніе положиться на точное постановленіе общей воли, которая можетъ быть только выраженіемъ воли одной изъ сторонъ и которая, слѣдовательно, для другой стороны является чужой, частной волей, доведенной въ этомъ случаѣ до несправедливости и подверженной заблуждению. Подобно тому, какъ частная воля не можетъ представлять общую, такъ и общая воля, преслѣдуя частную цѣль, въ свою очередь измѣняетъ свою природу и не можетъ уже въ качествѣ общей судить человѣка или поступокъ. Когда аѳинскій народъ, напримѣръ, назначалъ или смѣнялъ своихъ правителей, одному оказывалъ почести, а на другого налагалъ наказанія и множествомъ частныхъ декретовъ отправлялъ безъ всякой отчетливости всѣ функціи правительства, то народъ тогда не имѣлъ общей воли въ собственномъ смыслѣ этого слова; онъ тогда дѣйствовалъ уже не какъ верховный властелинъ, а какъ должностное лицо. Можетъ показаться, что это противорѣчитъ общимъ представленіямъ; но надо дать мнѣ время, чтобы высказать свои.

Изъ предыдущаго понятно, что волю дѣлаетъ общей не столько число голосовъ, сколько общій интересъ, соединяющій ихъ, такъ какъ въ этомъ установленіи каждый необходимымъ образомъ самъ подчиняется условіямъ, которыми онъ связываетъ другихъ,—удивительное совпаденіе интереса и правосудія, которое придаетъ общественнымъ рѣшеніямъ характеръ справедливости, исчезающей въ тяжбѣ о всякомъ частномъ дѣлѣ за отсутствіемъ общаго интереса, который соединялъ и отождествлялъ бы законъ судьи съ закономъ тяжущейся стороны.

Съ какой бы стороны мы ни разсматривали принципъ, мы всегда придемъ къ одному и тому же заключенію: именно что общественный договоръ устанавливаетъ среди гражданъ такое равенство, благодаря которому всѣ они, принимая на себя обязательства, подчинены одинаковымъ условіямъ и всѣ они должны пользоваться равными правами. Итакъ, вслѣдствіе природы договора всякій актъ верховной власти, т.-е. всякій подлинный актъ общей воли, въ одинаковой степени обязываетъ всѣхъ гражданъ или благопріятствуетъ имъ. Такимъ образомъ верховный властелинъ знаетъ только народное тѣло и не различаетъ никого изъ тѣхъ, кто его составляем. Что же, собственно говоря, представляетъ собою актъ верховной власти? Это не соглашеніе высшаго съ низшимъ, но соглашеніе тѣла съ каждымъ изъ его членовъ; соглашеніе законное, потому что его основаніемъ является общественный договоръ; справедливое, потому что оно общее для всѣхъ; полезное, потому что оно не можетъ имѣть, помимо общаго блага, другой цѣли, и прочное, потому что ему гарантией служатъ общественная сила и верховная власть. Пока подданные подчинены только подобнымъ соглашеніямъ, они никому не повинуются, кромѣ своей собственной воли, и спрашивать, до какого предѣла простираются взаимныя права верховнаго властелина и гражданъ, это спрашивать, до какой степени послѣдніе могутъ обязываться по отношенію къ самимъ себѣ, —каждый по отношенію ко всѣмъ и всѣ по отношенію къ каждому изъ нихъ.

Мы видимъ изъ этого, что верховная власть, какъ она ни священна, ни неограниченна, ни неприкосновенна, не преступаетъ и не можетъ преступить границъ общихъ соглашеній, и каждый человѣкъ вполнѣ можетъ располагать тѣмъ, что ему оставлено этими соглатеніями отъ его иму-