няты и признаны до такой степени, что, если нарушенъ общественный договоръ, каждый снова вступаетъ въ свои первоначальныя права и беретъ обратно свою естественную свободу, теряя условную свободу, для которой онъ отказался отъ первой.
Вѣрно понятыя, эти статьи сводятся всѣ къ одной: именно полное отчужденіе каждаго члена со всѣми его правами въ пользу всей общины; такъ какъ каждый отдаетъ себя цѣликомъ, то условіе одинаково для всѣхъ, а такъ какъ условіе одинаково для всѣхъ, то никто не заинтересованъ въ томъ, чтобы сдѣлать его тягостнымъ для другихъ.
Къ тому же, если отчужденіе совершается безъ изъятія, союзъ обладаетъ возможнымъ высшимъ совершенствомъ, и ни одинъ членъ не можетъ больше ничего требовать: въ самомъ дѣлѣ, если бы оставались какія-нибудь права у частныхъ лицъ, то, въ виду отсутствія общаго начальника, который могъ бы быть судьей между ними и обществомъ, каждый, будучи своимъ собственнымъ судьей въ нѣкоторыхъ отношеніяхъ, захотѣлъ бы вскорѣ быть имъ во всѣхъ, первобытное состояніе продолжало бы существовать и ассоціація стала бы неизбѣжно тиранической или безплодной.
Наконецъ, каждый, отдавая себя всѣмъ, не отдаетъ себя никому, и такъ какъ нѣтъ члена союза, надъ которымъ не пріобрѣли бы того же самаго права, которое ему уступаютъ надъ собой, всѣ получаютъ эквивалентъ всего, что теряютъ, и въ то же время больше силы, чтобы сохранить то, что имѣютъ.
Слѣдовательно, если мы отбросимъ отъ общественнаго договора все, что не составляетъ его сущности, мы увидимъ, что онъ сводится къ слѣдующему положенію: каждый изъ насъ отдаетъ свою личность въ общее владѣніе и всю свою силу подчиняетъ верховному распоряжению общей воли; и въ общемъ организмѣ мы получаемъ каждаго члена, какъ нераздѣльную часть цѣлаго.
Тотчасъже, вмѣсто отдѣльной личности каждаго договаривающагося, этотъ актъ ассоціаціи порождаетъ моральный и коллективный организмъ, состоящій изъ столькихъ же членовъ, сколько собраніе имѣѳтъ голосовъ, и получающій посредствомъ этого самаго акта свое единство, свое общее „я", свою жизнь и волю. Эта общественная личность, образующаяся такимъ путемъ изъ союза всѣхъ другихъ, прежде носила названіе гражданской общины (cilé)[1], а теперь носитъ названіе республики или политического организма, который его членами называется государствомъ, когда онъ пассивенъ, верховной властью, когда онъ активенъ, державой, когда его сравниваютъ съ подобными ему. Что касается членовъ союза, то они коллективно носятъ названіе народа, въ частности, какъ участники верховной власти, называются гражданами, а подданными— какъ подчиненные законамъ государства. Но эти слова часто смѣшиваются и употребляются одно вмѣсто другого; достаточно умѣть ихъ различать, когда они употреблены въ точномъ своемъ значеніи.
ГЛАВА ѴII. О верховной власти.
Мы видимъ изъ этой формулы, что актъ ассоціаціи заключаетъ взаимное обязательство общества съ частными лицами и что каждый индивидуумъ, заключая договоръ, такъ сказать, съ самимъ собою, находится подъ обязательствомъ въ двойномъ отношеніи: именно какъ членъ верховной власти по отношенію къ частнымъ лицамъ и какъ членъ государства по отношенію къ верховной власти. Но
- ↑ Истинный смыслъ этого слова почти совершенно утратился въ наше время. Большинство считаютъ городъ гражданской общиной, а горожанина—гражданиномъ. Они не знаютъ, что дома составляютъ городъ, а граждане—общину. Эта ошибка дорого обошлась карѳагенянамъ. Я не слыхалъ, чтобы названіе cives давалось подданнымъ какого-нибудь государя, даже въ древности у македонянъ или въ наши дни у англичанъ, хотя они и подходятъ ближе всѣхъ къ свободѣ. Одни французы приняли совершенно просто это имя гражданъ (citoyens), такъ какъ не имѣютъ о немъ истиннаго представленія, какъ это свидѣтельствуютъ ихъ словари. Безъ этого они, узурпировавъ его, были бы виновны въ оскорбленіи величества. Это названіе у нихъ обозначаетъ добродѣтель, а не право. Когда Боденъ говорилъ о нашихъ гражданахъ и горожанахъ, онъ сдѣлалъ большую ошибку, принимая однихъ за другихъ. Д'Аламберъ не ошибался въ этомъ случаѣ и въ своей статьѣ Женева прекрасно различалъ четыре разряда людей (даже пять, если считать иностранцевъ), живущихъ въ нашемъ городѣ, изъ которыхъ только два составляютъ республику. Больше никто изъ французскихъ авторовъ, насколько мнѣ извѣстно, не понялъ истиннаго смысла слова гражданинъ.
