тягость тебѣ и весь въ пользу мнѣ,—договоръ, который я буду исполнять, пока мнѣ будетъ угодно, и который ты будешь исполнять, пока мнѣ будетъ угодно".
ГЛАВА V.
О томъ, что слѣдуетъ всегда восходить къ первому договору.
Если бы я согласился со всѣмъ, что отвергали до сихъ поръ, приверженцы деспотизма отъ этого ничего бы не выиграли. Всегда будетъ большая разница между тѣмъ, чтобы подчинить толпу, и тѣмъ, чтобы управлять обществомъ. Сколько бы отдѣльныхъ людей ни было подчинено постепенно одному лицу, каково бы ни было ихъ количество, я въ этомъ вижу только господина и рабовъ, я не вижу въ этомъ народа и его главу; это, если угодно, скопленіе людей, но не ассоціація; здѣсь нѣтъ ни общественнаго имущества, ни политическаго тѣла. Если бы этотъ человѣкъ поработилъ себѣ полміра, онъ—все-таки только частное лицо; его интересъ, отделенный отъ интереса другихъ,—все-таки только частный интересъ. Если этотъ самый человѣкъ погибнетъ, -то послѣ него его государство останется разбросаннымъ и безъ связи, такъ же какъ распадается и превращается въ груду пепла дубъ, послѣ того какъ его уничтожили огонь.
Народъ, говоритъ Гроцій, можетъ отдать себя королю. По мнѣнію Гроція, следовательно, народъ является народомъ, прежде чѣмъ отдать себя королю. Самый этотъ даръ есть гражданскій актъ; онъ предполагаетъ общественное рѣшеніе. Итакъ, прежде чѣмъ изслѣдовать актъ, посредствомъ котораго народъ избираетъ короля, было бы полезно изслѣдовать актъ, благодаря которому народъ является народомъ, такъ какъ этотъ актъ, необходимымъ образомъ предшествуя первому, является настоящимъ основаніемъ общества.
Дѣйствительно, если бы совсѣмъ не было предшествовавшаго соглашенія, откуда явилась бы, если только избраніе не было единогласнымъ, для меньшинства обязанность подчиниться выбору большинства? И откуда сто, которые желаютъ государя, имѣютъ право подавать голосъ за десятерыхъ, которые его не желаютъ? Самый законъ о большинствѣ голосовъ является постановленіемъ договора и предполагаетъ по крайней мѣрѣ одинъ разъ единогласіе.
ГЛАВА VI. Объ общественномъ договорѣ.
Я предполагаю людей, дошедшихъ до такого момента, когда препятствія, вредящія сохраненію ихъ существованія въ естественномъ состояніи, превышаютъ своими сопротивленіемъ силы, который каждый индивидуумъ можетъ затратить, чтобы удержаться въ этомъ состояніи. Тогда это первобытное состояніе не можетъ больше продолжаться, и родъ человѣческій погибъ бы, если бы не измѣнилъ образа своего существованія.
А такъ какъ люди не могутъ производить новыя силы, а могутъ только соединить и направить существующія, то у нихъ нѣтъ другого средства для самосохраненія, какъ образовать посредствомъ соединенія сумму силъ, которая могла бы превзойти сопротивленіе, пустить эти силы въ ходъ посредствомъ одного двигателя и заставить ихъ дѣйствовать согласно.
Эта сумма силъ можетъ произойти только изъ соединения многихъ силъ; но какимъ образомъ каждый человѣкъ отдастъ свою силу и свободу, которыя являются первыми орудіями его сохраненія, не вредя себѣ и не пренебрегая заботами, которыми онъ обязанъ по отношенію къ себѣ? Это затрудненіе, съ точки зрѣнія моей темы, можетъ выразиться въ слѣдующемъ положеніи:
„Найти форму ассоціаціи, которая всѣми общими силами охраняетъ и защищаетъ личность и имущество каждаго своего члена и въ которой каждый, соединяясь со всѣми, повинуется все-таки только себѣ самому и остается такимъ же свободнымъ, какъ и раньше",—такова основная задача, рѣшеніе которой даетъ Общественный Договоръ.
Статьи этого общественнаго договора такъ точно установлены самой природой акта, что малѣйшее измѣненіе сдѣлало бы ихъ напрасными и недѣйствительными; такимъ образомъ, хотя онѣ, быть можетъ, никогда не были выражены формально, онѣ вездѣ—тѣ же, вездѣ молчаливо при-
