Итакъ, война —вовсе не отношеніе человѣка къ человѣку, a отношеніе государства къ государству, въ которомъ частныя лица являются только случайно врагами, не какъ люди и даже не какъ граждане[1], но какъ солдаты; не какъ члены отечества, но какъ его защитники. Наконецъ всякое государство можетъ имѣть врагомъ только другія государства, а, не людей, такъ какъ между предметами, различными по природѣ, нельзя установить никакихъ настоящихъ отношеній.
Этотъ принципъ даже соотвѣтствуетъ установленнымъ правиламъ всѣхъ временъ и постоянной тактикѣ всѣхъ просвѣщенныхъ народовъ. Объявленіе войны является не столько увѣдомленіемъ властей, сколько ихъ подданныхъ. Иностранецъ, будь то король, частное лицо или народъ, если онъ крадетъ, убиваетъ или захватываетъ подданныхъ, не объявляя войны монарху,—не непріятель, это—разбойникъ. Далее въ разгарѣ войны справедливый монархъ завладѣваетъ въ непріятельской странѣ всѣмъ, что принадлежитъ обществу, но онъ уважаетъ личность и имущество частныхъ лицъ, онъ уважаетъ права, на которыхъ основаны его права. Такъ какъ цѣлью войны является разрушеніе непріятельскаго государства, то имѣютъ право убивать защитниковъ его, пока у нихъ въ рукахъ оружіе; но какъ только они складываютъ его и сдаются, переставая быть непріятелемъ или орудіемъ непріятеля, они снова становятся просто людьми и на ихъ жизнь больше не имѣютъ права. Иногда можно убить государство, не убивая ни одного изъ его членовъ; война не даетъ никакого права, которое не является необходимымъ для ея цѣли. Эти принципы—не принципы Гроція; они не основаны на авторитетѣ поэтовъ, но они вытекаютъ изъ природы вещей и основаны на разумѣ.
Что касается права завоеванья, то оно не имѣетъ другого основанія, кромѣ закона сильнаго. Если война не даетъ побѣдителю права избивать побѣжденные народы, то это право, котораго онъ не имѣетъ, не можетъ быть основой права на порабощеніе ихъ. Только тогда имѣютъ право убить непріятеля, когда его еще не могутъ сдѣлать рабомъ; право сдѣлать его рабомъ, значитъ, не происходитъ отъ права убить его; слѣдовательно, несправедливъ обмѣнъ, въ силу котораго его заставляютъ покупать цѣною своей свободы свою жизнь, на которую не имѣютъ никакого права. Основывая право надъ жизнью и смертью на правѣ рабства и права рабства—на правѣ надъ жизнью и смертью, не ясно ли, что мы попадаемъ въ заколдованный кругъ?
Допуская даже это ужасное право убивать всякаго, я говорю, что рабъ, созданный войной, или побѣжденный народъ связанъ со своимъ господиномъ только необходимостью повиноваться ему, насколько онъ принужденъ къ этому силой. Беря за его жизнь равнозначащую цѣнность, побѣдитель этимъ не оказалъ ему никакой милости: вмѣсто того, чтобы убить его безплодно, онъ убилъ его съ пользой; значитъ, онъ отнюдь не пріобрѣлъ надъ нимъ какую-нибудь новую власть, кромѣ силы; состояніе войны существуетъ между ними, какъ раньше, даже ихъ отношенія являюся его слѣдствіемъ, и примѣненіе военнаго права не предполагаетъ мирнаго договора. Они заключили договоръ. Пусть. Но этотъ договоръ, далекій отъ того, чтобы уничтожить военное положеніе, предполагаетъ его дальнѣйшее существованіе. Итакъ, съ какой бы стороны мы ни разсматривали вещи, право рабства недѣйствительно не только потому, что оно незаконно, но потому, что оно безсмысленно и ничего не означаетъ. Слова эти—рабъ и право—противорѣчивы; они исключаютъ другъ друга. Обращенная человѣкомъ къ человѣку или человѣкомъ къ народу, всегда будетъ одинаково безсмысленна слѣдующая рѣчь: „Я заключаю съ тобой договоръ весь въ
- ↑ Римялне, знавшіе и уважавшіе военное право, какъ ни одинъ народъ въ мірѣ, простирали свою добросовѣстность на этотъ счетъ до такой степени, что гражданину не позволялось служить добровольцемъ, если онъ не былъ завербованъ спеціально противъ врага и притомъ противъ такого-то точно названнаго врага. Когда лѳгіонъ, въ которомъ Катонъ-сынъ впервые поступилъ на службу, былъ реформированъ, то Катонъ-отецъ написалъ Попилію, что его сынъ долженъ принести новую воинскую присягу, если Попилій желаетъ сохранить его на службѣ подъ своимъ начальствомъ: такъ какъ первая присяга была уничтожена, то, по мнѣнію Катона-отца, его сынъ не могъ больше воевать противъ непріятеля. Этотъ же Катонъ въ письмѣ къ сыну предостерегалъ его отъ участія въ битвѣ до принесенія этой новой присяги. Мнѣ, я знаю, могутъ въ возраженіе указать на осаду Клузіума и другіе частные факты. Но я привожу законы, обычаи. Римляне меньше всѣхъ преступали свои законы, и они одни обладали такими прекрасными законами.
