со стороны настойчиваго и смѣлаго врага — поспѣшно соорудили баттарею противъ горѣвшаго отверстія. Среди ночи сдѣлалась всеобщая тревога. Осыпаемые ядрами и головнями, Венгры, сквозь огонь пылавшихъ стѣнъ ломились и — вломились въ крѣпость; но Россіяне отчаянно стали грудью, рѣзались, вытѣснили непріятеля: онъ возвратился усиленный толпами Нѣмцевъ, Поляковъ, и снова уступилъ остервененію и отчаянію Россіянъ.
Самъ Король, забывъ личную опасность, находился въ этой кровопролитной битвѣ, чтобы возстановить порядок, удержать, соединить отступавшихъ. Часъ былъ рѣшительный. Если бы Шеинъ, Князь Лыковъ, Палѣцкій ударили на нихъ, то могли бы спасти крѣпость и честь Россіи. Они видѣли пожаръ, слышали самую битву, громкій кликъ осажденныхъ — побѣдителей въ эту минуту, кликъ призывный къ своимъ братьямъ Сокольскимъ. Но прозорливый Баторій занялъ дорогу, выслалъ свѣжее войско къ Дриссѣ, чтобы остановить Россіянъ въ случаѣ ихъ движенія къ Полоцку. Въ тоже время Донские Казаки изменили Московскимъ воеводамъ въ Соколѣ: самовольно ушли во свояси, къ извиненію Шеина и его товарищей. Стефанъ ждал весь день, всю ночь опаснаго ихъ нападенія; успокоился и спѣшилъ загладить неудачу.
Отбивъ приступъ, Россіяне угасили пожаръ въ крѣпости: непріятель сдѣлалъ новыя бойницы, новые окопы, приблизился къ стѣнамъ, отчасти уже разрушеннымъ, и калеными ядрами опять зажегъ башниа. Еще несколько дней упорствовали осажденные; едва могли дышать отъ дыма и жара; падали
