защиты в отношении своей жалобы, касающейся условий его содержания под стражей в больнице СИЗО… Соответственно… было допущено нарушение требований статьи 13 Конвенции (пункты 70–71 постановления).
Заявитель также жаловался на то, что власти не приняли никаких мер для защиты его здоровья и благополучия и не оказали ему надлежащей медицинской помощи в нарушение статей 3 и 13 Конвенции.
Европейский Суд установил, что «[заявитель] заболел туберкулезом во время содержания под стражей… [Д]анное обстоятельство… само по себе не подразумевает нарушения статьи 3 Конвенции при условии, что заявитель проходил лечение» (пункт 93 постановления).
Суд отметил, что «у заявителя диагностировали туберкулез в 2006 году… [П]отребовалось более семи лет, чтобы взять его под контроль» (пункт 94 постановления).
Европейский Суд подчеркнул, что «осознает субсидиарный характер своих функций и учитывает необходимость проявлять осторожность при принятии на себя роли суда первой инстанции, устанавливающего факты, когда это не представляется неизбежным с учетом обстоятельств конкретного дела» (пункт 95 постановления).
Европейский Суд отклонил доводы властей о том, что «конфликтное поведение заявителя подрывало эффективность его терапии… [З]аявитель прервал свое лечение в первый раз в июне 2008 года… то есть более чем через полтора года начала терапии, которая оказалась неэффективной и не улучшила состояние заявителя. Поэтому он считает, что решение заявителя прервать лечение было не более, чем правомерной попыткой привлечь внимание властей к низкому качеству медицинской помощи. Принимая во внимание, что перерыв длился менее месяца, Европейский Суд не согласен с тем, что перерыв мог существенным образом повлиять на качество лечения заявителя» (пункт 100 постановления).
Европейский Суд заключил, что «власти не представили достаточных доказательств, на основании которых он мог бы прийти к выводу о том, что длительный период болезни заявителя туберкулезом был вызван другими обстоятельствами, а не неправильным подходом к лечению болезни. О неспособности российских властей обеспечить надлежащий медицинский уход заявителю явно свидетельствует и отсутствие лекарственной терапии на начальной стадии лечения и незаконченная лекарственная терапия на последних стадиях. Неспособность властей провести тест на лекарственную чувствительность могла негативно повлиять на реальную вероятность успешности лечения заявителя. В результате заявителю были причинены продолжительные психологические и физические страдания, унижающие его человеческое достоинство. Непредоставление властями необходимой медицинской помощи заявителю составляло бесчеловечное и унижающее достоинство обращение по смыслу статьи 3 Конвенции» (пункт 101 постановления).
