ее сына признательных показаний и в конечном итоге стали причиной его смерти. Заявитель также указывала на то, что по данному делу не было проведено какого-либо эффективного расследования.
Европейский Суд установил, что «…проведенные сотрудниками следственного отдела следственные действия были главным образом направлены на установление вредных привычек и связей [сына заявителя], а также его вымышленных суицидальных наклонностей… [Д]аже после возбуждения дела основной оставалась версия о внезапном самоубийстве [сына заявителя], в то время как иные варианты развития событий даже не рассматривались. В связи с этим, проведенное расследование не может рассматриваться как соответствующее критерию тщательности» (п. 107 постановления).
Суд также отметил, что «…несмотря на создание в Центральном федеральном округе нового специального отдела Следственного комитета Российской Федерации, цель деятельности которого заключается именно в расследовании преступлений, совершенных должностными лицами правоохранительных органов, поданное заявителем требование о передаче расследования в производство такого отдела было необоснованно отклонено» (п. 108 постановления).
Европейский Суд пришел к выводу о том, что «…уголовное дело, возбужденное по факту гибели [сына заявителя] и по жалобе на жестокое обращение с ним, не удовлетворяло обязательному критерию «эффективности». Следовательно, имело место нарушение статей 2 и 3 Конвенции в их процессуальном аспекте» (п. 109 постановления).
Суд также заключил, что «…жестокие действия, совершенные в отношении [сына заявителя], рассмотренные в совокупности, причинили боль и «сильные» страдания и представляют собой особо тяжкие и жестокие действия. Следовательно, такие действия должны рассматриваться как пытки согласно статье 3 Конвенции… [О]бращение, которому подвергся потерпевший… являлось нарушением статьи 3 Конвенции в ее материально-правовом аспекте» (пп. 126–127 постановления).
Постановление Европейского Суда по правам человека по жалобе № 17724/14 «Таджибаев против России» (вынесено 1 декабря 2015 г., вступило в силу 2 мая 2016 г.).
Заявитель утверждал, что в случае экстрадиции в Кыргызстан он мог быть подвергнут жестокому обращению из-за своей национальности принадлежности[1]. Он также жаловался на то, что российские власти
- ↑ Заявитель является этническим узбеком.
