Прошло болѣе полувѣка съ тѣхъ поръ, какъ имя Гоголя впервые раздалось за русскою границей. Еще при его жизни вышелъ въ свѣтъ французскій переводъ его повѣстей, сдѣланный Віардо; вскорѣ послѣ его смерти Мериме напечаталъ переводъ «Ревизора»; рано появились и нѣмецкіе переводы. Европейская извѣстность Гоголя все еще, однако, невелика, значительно уступая извѣстности Тургенева, Достоевскаго, Льва Толстого. Только теперь становятся замѣтны признаки, указывающіе на возможность перемѣны. Молодая болгарка Райна Тирнева, слушающая лекціи въ ліонскомъ университетѣ, написала недавно диссертацію о Гоголѣ, обратившую на себя вниманіе французской критики. Гоголь, въ ея глазахъ — учитель, позднѣйшіе русскіе беллетристы — его ученики. Она видитъ величайшую несправедливость въ томъ, что послѣдніе пользуются громкой славой во Франціи, во всей Европѣ, тогда какъ первый незаслуженно остается полузабытымъ. Съ нею вполнѣ согласенъ Вогюэ, этотъ тонкій цѣнитель и безспорный знатокъ русской литературы. Въ статьѣ объ одномъ изъ нашихъ молодыхъ писателей, помѣщенной въ «Revue des deux mondes», онъ называетъ Гоголя «общимъ отцомъ, иниціаторомъ, который первый научилъ русскихъ искусству наблюдать и изображать реальную жизнь». «Чѣмъ больше, — восклицаетъ онъ, — чѣмъ больше увеличивается число русскихъ повѣствователей, тѣмъ сильнѣе удивляешься геніальному откровенію, отъ котораго они всѣ произошли. Только врожденнымъ стад-
Прошло более полувека с тех пор, как имя Гоголя впервые раздалось за русскою границей. Еще при его жизни вышел в свет французский перевод его повестей, сделанный Виардо; вскоре после его смерти Мериме напечатал перевод «Ревизора»; рано появились и немецкие переводы. Европейская известность Гоголя всё еще, однако, невелика, значительно уступая известности Тургенева, Достоевского, Льва Толстого. Только теперь становятся заметны признаки, указывающие на возможность перемены. Молодая болгарка Райна Тирнева, слушающая лекции в лионском университете, написала недавно диссертацию о Гоголе, обратившую на себя внимание французской критики. Гоголь, в её глазах — учитель, позднейшие русские беллетристы — его ученики. Она видит величайшую несправедливость в том, что последние пользуются громкой славой во Франции, во всей Европе, тогда как первый незаслуженно остается полузабытым. С нею вполне согласен Вогюэ, этот тонкий ценитель и бесспорный знаток русской литературы. В статье об одном из наших молодых писателей, помещенной в «Revue des deux mondes», он называет Гоголя «общим отцом, инициатором, который первый научил русских искусству наблюдать и изображать реальную жизнь». «Чем больше, — восклицает он, — чем больше увеличивается число русских повествователей, тем сильнее удивляешься гениальному откровению, от которого они все произошли. Только врожденным стад-
