благочестіе, — по недостатку знаній становившееся иногда слишкомъ внѣшнимъ и въ семнадцатомъ вѣкѣ создавшее неодолимый для государства сепаратизмъ раскола; а съ другой стороны эта народная масса, предоставленная самой себѣ, создавала богатую народную поэзію, которая въ наши дни доставила въ высокой степени цѣнный матеріалъ для науки и стала цѣлымъ откровеніемъ народности для идеалистовъ-патріотовъ..... Когда новѣйшее общество стало отдавать себѣ отчетъ въ этомъ состояніи народнаго быта, возникло, какъ извѣстно, цѣлое направленіе, увидѣвшее единственную возможность нравственнаго спасенія испорченнаго общества въ «единеніи» съ народомъ, наконецъ единеніи абсолютномъ, въ «хожденіи въ народъ», въ «опрощеніи» и т. д.
Мы не думаемъ сказать, чтобы здѣсь была открыта абсолютная истина; но указываемъ на это явленіе, — въ западной Европѣ невѣдомое и небывалое, — какъ на свидѣтельство того, что самимъ русскимъ обществомъ было почувствовано что-то великое, освѣжающее, наводящее на глубокіе запросы въ томъ нравственномъ содержаніи, какое создавалось вѣковымъ инстинктомъ и чувствомъ громадной народной массы. Соціологовъ привлекала сельская община, въ которой видѣлась панацея для разрѣшенія земельнаго вопроса, привлекала артель, готовая форма рабочаго союза. Неотъемлемой чертой патріархальной древности являлась народная пѣсня. Нигдѣ въ Европѣ не сбереглось такого громаднаго обилія народной пѣсни, которое у насъ до сихъ поръ не исчерпано усердными этнографами, и эта поэзія исполнена величайшаго интереса. Въ живыхъ текстахъ уцѣлѣли остатки настроенія и обычая отдаленнѣйшихъ эпохъ; въ народной лирикѣ передаются въ поэтическихъ о̀бразахъ отраженія глубокаго человѣчнаго чувства, которыя производятъ тѣмъ болѣе сильное впечатлѣніе, когда мы отдаемъ себѣ отчетъ въ условіяхъ, среди которыхъ совершалось это наивное, но задушевное и нерѣдко потрясающее творчество. Европейскіе ученые, которымъ, изрѣдка, случалось знакомиться съ подлинными памятниками этой поэзіи, изумлялись передъ великимъ богатствомъ и поэтическимъ достоин-
благочестие, — по недостатку знаний становившееся иногда слишком внешним и в семнадцатом веке создавшее неодолимый для государства сепаратизм раскола; а с другой стороны эта народная масса, предоставленная самой себе, создавала богатую народную поэзию, которая в наши дни доставила в высокой степени ценный материал для науки и стала целым откровением народности для идеалистов-патриотов… Когда новейшее общество стало отдавать себе отчет в этом состоянии народного быта, возникло, как известно, целое направление, увидевшее единственную возможность нравственного спасения испорченного общества в «единении» с народом, наконец единении абсолютном, в «хождении в народ», в «опрощении» и т. д.
Мы не думаем сказать, чтобы здесь была открыта абсолютная истина; но указываем на это явление, — в западной Европе неведомое и небывалое, — как на свидетельство того, что самим русским обществом было почувствовано что-то великое, освежающее, наводящее на глубокие запросы в том нравственном содержании, какое создавалось вековым инстинктом и чувством громадной народной массы. Социологов привлекала сельская община, в которой виделась панацея для разрешения земельного вопроса, привлекала артель, готовая форма рабочего союза. Неотъемлемой чертой патриархальной древности являлась народная песня. Нигде в Европе не сбереглось такого громадного обилия народной песни, которое у нас до сих пор не исчерпано усердными этнографами, и эта поэзия исполнена величайшего интереса. В живых текстах уцелели остатки настроения и обычая отдаленнейших эпох; в народной лирике передаются в поэтических о́бразах отражения глубокого человечного чувства, которые производят тем более сильное впечатление, когда мы отдаем себе отчет в условиях, среди которых совершалось это наивное, но задушевное и нередко потрясающее творчество. Европейские ученые, которым, изредка, случалось знакомиться с подлинными памятниками этой поэзии, изумлялись перед великим богатством и поэтическим достоин-
