любилъ, такъ давно, что даже не могъ вспомнить времени, когда ее не любилъ. Пустоплюнди пріѣхалъ на дачу двѣнадцатаго іюня, Попочка съ семействомъ — пятнадцатаго; въ этотъ самый день онъ ее въ первый разъ увидѣлъ и сейчась же вѣроятно и полюбилъ. Познакомились они послѣ, да и знакомство было не короткое. Пустоплюнди робѣлъ, Попочка тоже оказалась не изъ разговорчивыхъ. Голосъ y нея былъ грубоватый и глухой. И хотя Пустоплюнди не казалось, какъ очень многимъ другимъ, что Попочка при знакомствѣ проигрываетъ, однако онъ рѣдко самъ подходилъ къ ней и никогда не заговаривалъ.
Пустоплюнди, или, по настоящему, Апостолиди, былъ грекъ и по отцу, и по матери. Его привезли въ Москву груднымъ ребенкомъ, и онъ никогда даже не зналъ хорошенько, гдѣ онъ родился. Мать умерла вскорѣ послѣ переѣзда, a отецъ жилъ еще долго и имѣлъ лавочку книгъ и гравюръ на Арбатѣ. Сына отдали въ гимназію. Съ шестого класса онъ началъ давать уроки, потомъ нашелъ урокъ за столъ и квартиру и переѣхалъ съ Арбата.
Отецъ умеръ. Пустоплюнди не горевалъ. Отецъ былъ суровый, дикій человѣкъ. Съ сыномъ онъ никогда не разговаривалъ.
Пустоплюнди остался одинъ. Ему было страшно. Онъ не думалъ о будущемъ, не вспоминалъ о прошломъ, да и настоящее-то для него скользило быстро, слишкомъ быстро, и онъ не успѣвалъ о немъ подумать. Онъ учился машинально, безъ малѣйшаго интереса и пониманія, скверно, конечно,
