— Да уйдете ли вы! яростно закричалъ Амосъ, ворочая раскосыми глазами. — Чего вамъ-то? Ну, чего? Вѣдь я ловлю рыбу, a не вы! И я знаю, знаю, что выловлю рыбу, придетъ ей время... Крючки эти ваши да черви — это все вздоръ... Пойматься, такъ и безъ нихъ поймается. Вамъ дѣла нѣтъ! Чего вы лѣзете? Смотрите y меня, я знаю чего ради вы ко мнѣ лѣзете...
Пустоплюнди слушалъ съ привычной и покорной грустью. Онъ не обижался и не негодовалъ — вѣдь это былъ «ея» братъ.
Амосъ обернулся спиной и снова принялся за уженье. Пустоплюнди не уходилъ.
Прошло нѣсколько минутъ. Мальчишка смягчился и проворчалъ сквозь зубы:
— Пашка сейчасъ купаться пойдетъ.
Пустоплюнди вспыхнулъ и невольно посмотрѣлъ налѣво, гдѣ сквозь кусты лозняка бѣлѣла парусинная купальня.
— Такъ я домой... сказалъ онъ, путаясь.
— Подождите, говорю — Пашка купаться пойдетъ.
Но Пустоплюнди замахалъ руками и собирался исчезнуть, когда въ концѣ дорожки показались двѣ женскія фигуры. Онѣ приближались къ пруду.
Одна изъ нихъ была горничная, она несла простыню. Другая — Павла Сергѣевна Крестовоздвиженская, которую всѣ называли Попочкой.
Попочка казалась Пустоплюнди прекраснѣйшей женщиной въ мірѣ, a другимъ людямъ — довольно хорошенькой барышней. Нѣкоторые, впрочемъ, находили ее несимпатичной, даже непріятной.
