пространяться о привлекательности Агриппины Ивановны.
— Нѣтъ, какъ она одѣвается! Вѣдь это одно изящество! A женственность какая, томность... A замѣтили вы, когда она въ церкви на колѣни становится, какія y нея ножки? Замѣтили — цѣлое облако бѣлыхъ кружевъ и крошечная, капельная туфелька съ французскимъ каблучкомъ... Да будь ты хоть раскрасавица, но если y тебя нога какъ y этой Попочки, напримѣръ...
Тутъ Викторъ сразу примолкъ, отчасти потому, что на лицѣ Пустоплюнди замѣтилъ необычное волненіе, и кромѣ того въ кустахъ раздался шорохъ.
Оба собесѣдника обернулись и увидѣли розовое личико пятнадцатилѣтней Жени.
— Вы знакомы? спросила она удивленно, раздвигая кусты и выходя на дорожку. — A я не знала. Ну, все равно, тѣмъ лучше. Викторъ, не дѣлайте, пожалуйста, презрительнаго лица — оно вамъ нейдетъ. О чемь вы тутъ разсуждали? Я увидѣла изъ бесѣдки красную рубашку господина Пусто... Апосто... и явилась, чтобы сообщить вамъ завтрашній проектъ. Вы еще ничего не знаете? Въ самомъ дѣлѣ, еще ничего не знаете?
Она болтала, усѣвшись на лавочку, вертѣлась во всѣ стороны и смѣялась. Женю можно было бы назвать хорошенькой дѣвочкой, еслибы она иначе себя держала. Но она слишкомъ рано поняла, что она хорошенькая, и стала нестерпимо кривляться. Впрочемъ, иногда это кривлянье соединялось y нея съ дѣтскимъ простодушіемъ, весельемъ — и выходило милымъ.
