— Апостолиди.
— Апосто... Вотъ странность-то! вѣдъ васъ какъ-то совсѣмъ иначе называютъ. Вы не русскій?
— Я грекъ, я греческаго происхожденія... Я, впрочемъ, жилъ всегда въ Москвѣ. A что называютъ меня иначе, такъ это всегда, еще съ гимназіи, всѣ меня Пустоплюнди называли. Въ университетѣ иногда даже странно, когда по настоящему назовутъ. Трудна, должно быть, моя фамилія для усвоенія.
— A вы не похожи на грека. У васъ носъ не греческій. Да... Что, вашъ воспитанникъ поправляется?
— Нѣтъ, все еще боленъ. Ужасно непріятно: я живу здѣсь, чтобы репетировать его, a онъ все время боленъ. И я совсѣмъ безъ дѣла живу.
— Ну, это не бѣда. Вы себѣ развлеченіе найдите. Я, напримѣръ, не скучаю.
Несмотря на то, что Викторъ былъ реалистъ шестаго класса, a Пустоплюнди студентъ и гораздо старше, Викторъ считалъ себя въ правѣ говорить небрежно и покровительственно. Отчасти это было потому, что Виктору нравились его собственные голубые глазки, быстрота ногъ и талія, стянутая кожанымъ поясомъ, a Пустоплюнди ему искренно казался уродомъ съ его смуглымъ, почти коричневымъ лицомъ, тупымъ, короткимъ носомъ и широко разставленными черными глазами. Всѣ черты лица его дѣйствительно были очень крупны и грубы. Кромѣ того Викторъ зналъ, что онъ весьма развязенъ и умѣетъ говорить съ барышнями. A Пустоплюнди блѣднѣлъ отъ робости,
