Филиппъ къ тебѣ нынче придетъ, ты его неласково прими. Много, васъ, молъ, такихъ-то шляется, скажи. — Не сиди съ нимъ. Дуня, я тебѣ вѣкъ не забуду.
Когда Филиппъ явился вечеромъ, Дуня вошла на минуту съ самоваромъ и не поглядѣла на него.
— Мое почтеніе, сказалъ Филиппъ.
— Много васъ такихъ-то шляется, проговорила Дуня, какъ заученный урокъ и поскорѣе вышла.
— Это что-же значитъ-съ? и Филиппъ большими глазами, съ недоумѣніемъ посмотрѣлъ на Ольгу и Лушу.
— A должно быть всему конецъ бываетъ, злорадно отозвалась Ольга. — Намъ, впрочемъ, ничего неизвѣстно.
Шумъ, сборы, суета.
Пьютъ чай, закусываютъ, не смотря на ранній часъ — слѣпую бабушку нарядили въ мантилью и чепецъ, мальчики опять держатъ на цѣпи своего сенбернара, Текла Павловна внѣ себя и увѣряетъ, что ничего изъ этого не будетъ, на пристань поспѣть нельзя, да и пароходъ, чего добраго, не пойдетъ.
Но пароходъ свиститъ.
Пора итти.
— Это-же это такое? вопитъ Текла Павловна. — Я должна и бабушку вести, и за мальчиками смотрѣть, и вещи сдавать? Я не могу. Я рѣшительно отказываюсь. Это не въ моихъ силахъ.
