оглядываясь вокругъ. — A нельзя ли узнать, гдѣ скрывалась Авдотья Лукинишна?
— Знаемъ, знаемъ, по комъ сердце болитъ! засмѣялась Оля. — И весьма вкусу вашему удивляемся. Конечно, кому нравится необразованность...
— Мой вкусъ при мнѣ и останется, Ольга Даниловна. Напрасно вы себя безпокоите, съ нами, мужиками, разговариваете...
— Скажите пожалуйста!
Оля обидѣлась.
Луша была добрѣе и сказала Филиппу:
— A ты пойди правой дорожкой къ рѣкѣ, тамъ Дунька бѣлье полоскаетъ. Эка лѣнивая, до сей поры кончить не можетъ!
Филиппъ встрѣтилъ Дуню y самаго берега, она возвращалась домой съ кучей мокраго бѣлья на плечѣ. Изъ подъ розоваго платья виднѣлись крѣпкія босыя ноги. Голова была не покрыта.
Филиппъ сразу почувствовалъ, какъ y него дыханье захватило отъ радости — и удивился. Никогда съ нимъ этого не было.
— Дунюшка, сердце мое, тихимъ голосомъ началъ Филиппъ. — Я къ тебѣ шелъ. Какъ ты мнѣ мила, родная, я и разсказать не могу. Вотъ какъ передъ Богомъ — ни жену, никого такъ не любилъ. И словечка еще съ тобой не сказалъ, a ужъ душу тебѣ отдалъ... Дуня, a ты, скажи? Не противенъ я тебѣ? Полюби меня, радость!
— Я ничего, сказала Дуня и улыбнулась. — Я тебя не манила. Ты самъ ко мнѣ льнешь.
— Дуня, хочешь гостинцевъ? Я тебѣ завтра изъ лавки всего навезу. A вотъ тебѣ пока рубль
