Остальное время надо употреблять для достиженія этихъ радостей.
Дуня часто улыбалась про себя при мысли, что придетъ вечеръ и она ляжетъ спать. Когда ей казалось, что никто не узнаетъ и никто поэтому ее бранить не станетъ — она рѣшалась ложиться днемъ на барскія кровати. Она понимала, что худо, когда бранятъ, но не понимала, худо-ли слать на кровати само по себѣ.
Сразу y Дуни никакъ не могло быть больше одной мысли, или много-много двухъ. Когда она видѣла постель — думала о снѣ; видѣла чьи-нибудь слезы — понимала, что его бранили или обидѣли; видѣла вкусное — хотѣлось съѣсть; но въ послѣднее время стала думать, какъ-бы никто ничего не зналъ и не видѣлъ. Тогда все можно.
Лили, услышавъ подозрительный звукъ бумаги, стремительно вскочила и вбѣжала въ комнату. Дуня стояла передъ коробкой шеколада отъ Крафта и преспокойно откусывала отъ каждой конфетки по маленькому кусочку.
— Что ты дѣлаешь? закричала Лили. — Мой шеколадъ отъ Крафта! А, теперь я знаю! Вотъ куда дѣвались двѣ тягучки y меня со стола! Такъ ты еще и воровка! Вотъ это мило!
Дуня молчала какъ пень и смотрѣла въ землю.
— Ты не думай! Я мамѣ разскажу и тебя выгонятъ! кипятилась Лили. Потомъ, пристально взглянувъ на молчавшую Дуню, она подумала: «можетъ быть... ces gens là... они не имѣютъ и понятія о нравственности... Ей можно-бы внушить...»
— Дуня, сказала она, сдерживаясь. — Ты пони-
