Марта была тутъ, уже не за изгородью, a на моей скамейкѣ; она сидѣла со сложенными на колѣнахъ руками и смотрѣла на меня строго.
— Простите, Марта, — сказалъ я. — Солнце закатилось.
— Нѣтъ. Оно еще не за горизонтомъ. Оно только за горой. Ничего.
Я сѣлъ съ ней рядомъ. Она показалась мнѣ блѣднѣе, чѣмъ была. Но платье, теперь я уже не могъ сомнѣваться, было не бѣлое, a чуть-чуть розовое.
— Мы будемъ ждать, — сказала Марта. — Онѣ должны сегодня распуститься. Видите мѣсяцъ на небѣ? Видите, — бѣлый, какъ маленькое облачко? Когда онъ станетъ свѣтлѣть, a небо станетъ выше — тогда онѣ распустятся.
— Отчего вы такая, Марта? — спросилъ я. — Вы точно сами съ ними.
— A вы развѣ не такой? И вы такой, и вы также любите, оттого я и рада, что вы со мной, и люблю васъ.
— И я люблю васъ, Марта, — сказалъ я. — Какъ садъ, какъ все.
Она повторила: «какъ все»... и задумалась. Короткія сумерки пролетѣли. Мѣсяцъ сверкнулъ и бросилъ робкій, неумѣлый и неясный свѣтъ на дорожку. Сильнѣе запахло землей и анемонами. Крѣпкія вѣтки яблони кинули тѣнь. И точно все, до тѣхъ поръ безмолвное и неподвижное, зашепталось и зашевелилось. Чуть видный, почти невидный, паръ, или дымъ, скользилъ по лунному свѣту. Тѣни набѣгали и сбѣгали съ цвѣтовъ. Небо, вмѣстѣ съ
