тихій, простой мотивъ, изъ несложныхъ нотъ. Я не прибавилъ къ нему ни одного лишняго аккорда, ни одной гаммы. Я повторялъ все одно и тоже, и опять сначала, и каждый разъ, мнѣ казалось, выходило иначе, лучше, больше напоминало весенній шумъ и желтые лучи вечерней зари.
Я самъ не знаю, что было со мною. Но было что-то хорошее. Я подошелъ къ окну и поглядѣлъ внизъ, не думая. Потомъ отворилъ дверь, спустился по темной лѣстницѣ на дворъ и пошелъ въ садъ.
Тамъ было свѣтлѣе, чѣмъ вь комнатахъ; стоялъ какой-то неясный, мерцающій полумракъ. Молодой мѣсяцъ закатился, свѣтили только звѣзды.
Въ концѣ дорожки тускло бѣлѣло платье Марты. Я такъ и зналъ, что она тутъ и слушала. Она должна была слушать...
— Хорошо, — сказала она шопотомъ, когда я былъ близко. — Не говорите громко. Я васъ ждала, мнѣ надо сказать вамъ два слова. Завтра въ садъ не ходите. A послѣ завтра, да, послѣ завтра приходите съ закатомъ, надолго. Въ тотъ вечеръ яблони станутъ распускаться. Мы можемъ увидать первый цвѣтокъ. Первые цвѣты.. Хотите? Придете?
— Да, приду, — сказалъ я, тоже шопотомъ.
Она кивнула головой, отдѣлилась отъ изгороди и ушла.
Я остался одинъ.