— Здравствуйте.
Я всталъ и приблизился къ ней. Она была въ томъ-же, или въ такомъ-же, платьѣ, только поясъ былъ не красный, a золотой.
— Отчего вы не приходили? — спросила она. — Вѣдь я вамъ сказала, что вы можете приходить. Впрочемъ, я знаю, почему вы не приходили.
— Почему?
— Все равно... Я знаю.
Можетъ быть, солнце бросало на нее свои лучи особенно; можетъ быть, это было мое воображеніе, но мнѣ казалось, что сегодня одежда ея чуть-чуть отливала розовымъ, какъ цвѣты яблони.
Странное лицо было y Марты, я его не могу вспомнить; знаю только, что въ ней во всей ничего не было темнаго или яркаго. Волосы, завязанные сзади въ простой узелъ, почти небрежный, сѣрѣли и сливались съ окружающимъ воздухомъ; лицо блідное, тонкое, продолговахое; глаза хоже блѣдные, но прозрачные, какъ чистая вода. Я не знаю, какого цвѣта были эти глаза. Я думаю, въ полдень, когда небо очень синее, они темнѣли.
Такъ — я помню всѣ черты, помню тоненькія, прямыя полоски бровей, свѣтло-розовыя, сжатыя губы, a все лицо ускользаетъ отъ меня. И я почти радъ этому. Чѣмъ неуловимѣе воспоминаніе, тѣмъ оно полнѣе.
— A я знаю, гдѣ сегодня спрячется солнце, — сказала Марта. — Вонъ тамъ, за этимъ уступомъ. A вчера оно зашло лѣвѣе, гораздо лѣвѣе. Я каждый день знаю, куда садится солнце. Вѣдь это мои дни, мои! — произнесла она съ торжествомъ. —
