Удивляешься тому, что еще чуждо, что внѣ тебя, a не въ тебѣ...
Я былъ страннымъ весь вечеръ. Я пробовалъ играть, но звукъ рояля мнѣ показался противнымъ, рѣзкимъ и слишкомъ опредѣленнымъ. Я пришелъ проститься къ мамѣ, но не сказалъ ей ни слова. И въ первый разъ въ жизни мнѣ показалось, что ея духи пахнутъ не настоящей весной...
Два дня я не былъ въ саду.
Я самъ не знаю, чего я боялся. Должно быть того, что такъ хорошо ужъ не будетъ, a воспоминаніе я испорчу. Мама нѣсколъко разъ замѣчала, что я блѣденъ и мало играю. Отецъ все еще лежалъ, и мама большую часть дня была занята.
— Что ты, Володя? Хочешь, вечеромъ пойдемъ гулять?
Я отвѣчалъ вяло и апатично. Гулять по улицамъ мнѣ не хотѣлось.
Наконецъ, на третій день, я рѣшился вдругъ, какъ рѣшаются слабые люди, быстро взялъ шляпу и твердыми шагами отправился въ садъ.
Тамъ многое измѣнилось. Дорожки стали суше, желтые анемоны ползли около цистерны; a на яблоняхъ почки побѣлѣли и расширились. Даже на изгороди кое-гдѣ появились крошечные зеленые листики. Не успѣлъ я сѣсть на свою скамейку и опомниться, какъ сейчасъ же, сію минуту я услышалъ знакомый шорохъ, Марта подошла къ изгороди и сказала:
