слѣпой старухѣ Кореневой, очень богатой, и о ея молоденькой дочери, которая много учится и нигдѣ не бываетъ.
— Да, я слышалъ, — медленно проговорилъ я. — Какъ странно, мы сосѣди, a я только теперь васъ вижу...
— Я не люблю выходить, — поспѣшно сказала она. — Да, такъ вы удивились, что я Марта. Я — Марѳа, но Марта красивѣе, и потому меня такъ называютъ.
— Да... Вы вообще красивы, — сказалъ я въ раздумьи, почти про себя.
— Правда? — просто отвѣтила она. — Вотъ я тоже нахожу, что я красива. A многіе говорятъ, что нѣтъ. Я думаю, что они не понимаютъ.
Меня не удивлялъ нашъ разговоръ. Я не могъ убѣдить себя, что Марта — барышня, a я ей говорю комплименты. Она казалась мнѣ красивой, какъ небо сквозь деревья, какъ нѣжный, душистый воздухъ, какъ розовыя облака около уходящаго солнца. Она такъ подходила ко всему, даже къ этому предвечернему часу, что мнѣ не хотѣлось ни разговаривать, ни удивляться, a просто радоваться всему вмѣстѣ.
И она замолчала.
— Ну, теперь прощайте, — сказала она наконецъ. — Вы можете приходить сюда, — прибавила она чуть-чуть высокомѣрно, но снисходительно.— Вы не портите сада.
И опять я услышалъ связный шорохъ ея платья, она ушла. Я не удивился и ея послѣднимъ словамъ: она думала почти о томъ-же, о чемъ я.
