Когда она сдѣлала движеніе рукой, я въ первый разъ замѣтилъ, что одежда ея была странная, непохожая на обыкновенныя платья барышень. To она мнѣ казалась маскарадной, то совсѣмъ простой и даже единственно возможной. Это было широкое платье изъ мягкой бѣлой матеріи, но одинаково широкое вверху и въ подолѣ (я видѣлъ теперь ее всю, потому что стоялъ y изгороди съ другой стороны), съ узкимъ темно-краснымъ поясомъ. Я понялъ, почему былъ такой странный шорохъ, когда она шла: платье кончалось длиннымъ шлейфомъ, и даже не шлейфомъ, a просто падающимъ сзади кускомъ матеріи, небрежнымъ и красивымъ. Рукава были узкіе и длинные, почти до пальцевъ.
Я, хорошо воспитанный молодой человѣкъ, умѣлъ держать себя съ барышнями. Но тутъ ни на одну минуту я не подумалъ, что это — барышня и съ ней надо вести себя, какъ съ другими. Я спросилъ ее:
— Отчего это на васъ такое странное платье?
Она не удивилась.
— Оно красивѣе. Меня никто не видитъ, и потому я забочусь, чтобы я сама себѣ нравилась.
— И мнѣ нравится, — сказалъ я. — A какъ васъ зовутъ?
— Марта.
— Марта? Развѣ вы не русская?
— Нѣтъ, русская. Моя фамилія Коренева, я живу здѣсь съ матерью. Развѣ вы не слышали? Слѣпая Коренева? Богачка?
Я вспомнилъ, что точно слышалъ что-то о
