горы съ глубокими, сизыми тѣнями — далеко на небѣ — онѣ тоже мои. Солнце шло къ западу, и лучи его дѣлались холоднѣе. Я зналъ, что мнѣ пора идти домой, но не могъ разстаться со своей скамейкой. Вдругъ позади меня кто-то прошелъ, тихо, такъ что я едва услышалъ. Я обернулся: шаги слышались за изгородью, въ чужомъ саду. Это были даже не шаги, a какой-то связный шорохъ, точно что-то проволоклось по землѣ — и затихло. Я могъ бы встать и посмотрѣть, что это такое, — изгородь приходилась мнѣ въ одномъ мѣстѣ чуть выше пояса, — но я подумалъ: «ну, все равно, не стоитъ». Весенній воздухъ утомилъ меня, мнѣ хотѣлось быть спокойнымъ и дремать.
Но опять повторился шорохъ и умолкъ сразу. Я поднялъ глаза и встрѣтился съ чужими глазами, которые пристально и зло смотрѣли на меня. Я почувствовалъ, что они смотрѣли зло, потому что мнѣ стало безпокойно. Потомъ сразу выраженіе глазъ измѣнилось и стало равнодушнымъ. За изгородью стояла незнакомая мнѣ дѣвушка. Нѣсколько времени мы молчали и смотрѣли другъ на друга. Я думалъ, что она уйдетъ. Но она заговорила.
— Здравствуйте, — сказала она непривѣтливо. — Я васъ давно вижу. Зачѣмъ вы вѣчно здѣсь сидите?
— Тутъ хорошо, — отвѣчалъ я какъ-то робко, точно извиняясь. — A я васъ никогда не видѣлъ.
— Я смотрѣла издали. Я живу вонъ тамъ, — и она указала на чуть видный за деревьями домъ, далеко отъ изгороди.
