построить два флигеля и сарай, но такъ и не собрался. Не знаю, впрочемъ, можетъ быть, теперь ужъ и нѣтъ нашего сада. Не знаю, да и знать не хочу.
Я никогда не былъ въ гимназіи. Въ самомъ дѣлѣ, съ кѣмъ бы мама оставалась? У нея было много знакомыхъ, но никто никогда за ней не ухаживалъ серьезно, хотя и знали ея отношенія къ отцу. Я думаю, она сама не хотѣла.
У меня были лучшіе гимназическіе учителя, и я учился недурно. Мама, конечно, училась со мною, но ей часто надоѣдало, и она говорила:
— Володя, бросимъ книги, пойдемъ гулять, а?
И мы шли, — она нарядная, веселая, a я счастливый, что y меня такая хорошенькая мама, и я такъ на нее похожъ.
Она совсѣмъ не измѣнялась, не старѣла, и скоро насъ стали принимать за брата и сестру, особенно, когда y меня выросли усы и маленькая борода. Мнѣ казалось, что и я не измѣнился внутренно. Только къ двадцати годамъ я серьезно сталъ заниматься музыкой и мечталъ о консерваторіи. Гимназическій экзаменъ я сдалъ хорошо, и надо было на что-нибудь рѣшаться.
— Ты поѣдешь въ консерваторію, въ Москву, непремѣнно, — говорила мама. — Надо скорѣе, тебѣ уже двадцать лѣтъ. Ты будешь знаменитымъ, вотъ увидишь.
— A когда же мы поѣдемъ?
— Осенью, я думаю. Хорошо?
Не было и рѣчи о томъ, чтобы мнѣ ѣхать безъ мамы. Съ кѣмъ бы я сталъ говорить? Кто бы ласкалъ меня и ходилъ со мною гулять? A кто бы
