— A какъ быть-то? Мѣсто на волѣ скоро-ли выйдетъ? Да и искать въ такомъ моемъ положеніи не знаю гдѣ.
— Совсѣмъ тебѣ никакого мѣста не нужно, a найму я комнату, переходи жить. Теперь, конечно, мнѣ свадьбу играть разсчету нѣтъ, жалованье маленькое, мать на рукахъ. Къ веснѣ виднѣе будетъ. Я тебя такъ не оставлю.
— Не пойду я къ тебѣ. Я всегда тѣхъ осуждала, кто на легкихъ хлѣбахъ живетъ — сама не пойду.
— Эхъ, Паша, теперь вѣдь ужъ все равно, теперь тебя кто-жъ возьметъ? Тебѣ кромѣ меня ни за кого не итти. Да и не ты первая, не ты послѣдняя. A я тебя обижать не стану, вотъ ей-Богу-же не стану. Такъ я пойду комнату искать.
Онъ всталъ.
Я не знала, что ему сказать; на душѣ было невесело, думалось нехорошо я поступаю, да вспомнила, что съ ребенкомъ некуда итти — и согласилась.
Вечеромъ, дня три спустя, сидѣла я въ дѣвичьей, чай былъ накрытъ; вдругъ входитъ Борисовъ.
— Милости просимъ, — говорю я, — какъ разъ къ чаю.
— Охъ, Паша, не до чаю мнѣ; я, — говоритъ, — мѣсто потерялъ.
Я вся обомлѣла. Смотрю на него, a онъ блѣдный и самъ будто не въ себѣ.
— Отчего такъ? — спрашиваю.
— Да такъ ужъ, случилось такое дѣло. Теперь не знаю, какъ мнѣ и быть. Главное — мать-старуха, куда я ее дѣну?
