мала, что́ со мной, и не знала, что́ дѣлать. По счастью я захватила съ собой изъ дому два рубля; не раздумывая долго, я пошла на вокзалъ взяла билетъ и уѣхала къ дядѣ въ колонію. Онъ не удивился: изъ института меня часто пускали къ нему гостить. Только тамъ я немножко одумалась и начала понимать, что со мною случилось.
Николай сталъ мнѣ писать письма, но я ихъ не читала; разорву на мелкіе кусочки и отошлю назадъ. И слышу я — все онъ своимъ знакомымъ про меня разсказываетъ; должно быть, очень ужъ сердился, что ничего со мной не можетъ подѣлать и что писемъ его не принимаю.
На душѣ y меня было горько и тяжело; я его все-таки любила.
Такъ минуло лѣто. Пришелъ сентябрь, дожди; работы прибавилось; понемногу я начала привыкать къ мысли, что никогда его не увижу. Дурные его поступки я забыла.
Вдругъ все сразу перемѣнилось.
Стала я прихварывать, все мнѣ неможется, — то тамъ болитъ, то здѣсь; съ лица осунулась, пожелтѣла, Надо, думаю, къ доктору сходить. Долго собиралась, наконецъ пошла.
Посмотрѣлъ докторъ: «Это, говоритъ, болѣзнь не опасная...»
Я сначала не поняла, — ну, онъ пояснѣе сказалъ. Вышла я отъ него, и сама себѣ удивляюсь, какъ это я еще иду; кабы въ то время случилось
