крови: но даже и эти сладкіе и мрачные яды брали они у тѣла и земли!
Своей нищеты хотѣли они избѣжать, а звѣзды были для нихъ слишкомъ далеки. Тогда вздыхали они: «О, еслибъ существовали небесные пути, чтобы прокрасться въ другое бытіе и счастье!» — тогда изобрѣли они свою выдумку и кровавое питіе!
Эти неблагодарные — они мечтали, что отреклись отъ своего тѣла и отъ этой земли. Но кому же обязаны они судорогами и блаженствомъ своего отреченія? Своему тѣлу и этой землѣ.
Снисходителенъ Заратустра къ больнымъ. Поистинѣ, онъ не сердится на ихъ способы утѣшенія и на ихъ неблагодарность. Пусть будутъ они выздоравливающими и преодолѣвающими, и пусть создадутъ себѣ высшее тѣло!
Не сердится Заратустра и на выздоравливающаго, когда онъ съ нѣжностью взираетъ на свою мечту и въ полночь крадется къ могилѣ своего бога: но болѣзнью и больнымъ тѣломъ остаются для меня его слезы.
Много больного народу встрѣчалось всегда среди тѣхъ, кто предается мечтамъ и томится по богѣ: яростно ненавидятъ они познающаго и ту самую младшую изъ добродѣтелей, которая зовется: правдивость.
Они смотрятъ всегда назадъ, въ темныя времена: тогда, поистинѣ, мечта и вѣра были другими вещами; неистовство разума было богоподобіѣмъ, и сомнѣніе грѣхомъ.
Слишкомъ хорошо знаю я этихъ богоподобныхъ: они хотятъ, чтобъ въ нихъ вѣрили, и чтобъ сомнѣніе было грѣхомъ. Слишкомъ хорошо знаю я также, во что сами они вѣрятъ больше всего.
крови: но даже и эти сладкие и мрачные яды брали они у тела и земли!
Своей нищеты хотели они избежать, а звезды были для них слишком далеки. Тогда вздыхали они: „О, если б существовали небесные пути, чтобы прокрасться в другое бытие и счастье!“ — тогда изобрели они свою выдумку и кровавое питье!
Эти неблагодарные — они мечтали, что отреклись от своего тела и от этой земли. Но кому же обязаны они судорогами и блаженством своего отречения? Своему телу и этой земле.
Снисходителен Заратустра к больным. Поистине, он не сердится на их способы утешения и на их неблагодарность. Пусть будут они выздоравливающими и преодолевающими, и пусть создадут себе высшее тело!
Не сердится Заратустра и на выздоравливающего, когда он с нежностью взирает на свою мечту и в полночь крадется к могиле своего бога: но болезнью и больным телом остаются для меня его слезы.
Много больного народу встречалось всегда среди тех, кто предается мечтам и томится по боге: яростно ненавидят они познающего и ту самую младшую из добродетелей, которая зовется: правдивость.
Они смотрят всегда назад, в темные времена: тогда, поистине, мечта и вера были другими вещами; неистовство разума было богоподобием, и сомнение грехом.
Слишком хорошо знаю я этих богоподобных: они хотят, чтоб в них верили, и чтоб сомнение было грехом. Слишком хорошо знаю я также, во что сами они верят больше всего.
