послѣдняго человѣка, о Заратустра, — такъ восклицали они — сдѣлай насъ похожими на этихъ послѣднихъ людей! И мы даримъ тебѣ сверхъ-человѣка!» И весь народъ радовался и щелкалъ языкомъ. Но Заратустра сталъ печаленъ и сказалъ въ сердцѣ своемъ:
«Они не понимаютъ меня: мои рѣчи не для этихъ ушей.
Очевидно, я слишкомъ долго жилъ на горѣ, слишкомъ часто слушалъ ручьи и деревья: теперь я говорю имъ, какъ пастухамъ.
Непреклонна душа моя и свѣтла, какъ горы утренней порою. Но они думаютъ, что холоденъ я и что смѣюсь я ужасными шутками.
И вотъ они смотрятъ на меня и смѣются: и, смѣясь, они еще ненавидятъ меня. Ледъ въ смѣхѣ ихъ».
Но тутъ случилось нѣчто, что сдѣлало уста всѣхъ нѣмыми и взоръ неподвижнымъ. Ибо тѣмъ временемъ канатный плясунъ началъ свое дѣло: онъ вышелъ изъ маленькой двери и пошелъ по канату, протянутому между двумя башнями и висѣвшему надъ базарной площадью и народомъ. Когда онъ находился посреди своего пути, маленькая дверь вторично отворилась, и дѣтина, пестро одѣтый, какъ паяцъ, выскочилъ изъ нея и быстрыми шагами пошелъ во слѣдъ первому. «Впередъ, хромоногій, кричалъ онъ своимъ страшнымъ голосомъ, впередъ, лѣнивая скотина, контрабандистъ, набѣленая рожа! Смотри, чтобъ я не пощекоталъ тебя своею пяткою! Что дѣлаешь ты здѣсь между башнями? Ты вышелъ изъ башни; туда бы и слѣдовало запереть
последнего человека, о Заратустра, — так восклицали они — сделай нас похожими на этих последних людей! И мы дарим тебе сверхчеловека!» И весь народ радовался и щелкал языком. Но Заратустра стал печален и сказал в сердце своем:
«Они не понимают меня: мои речи не для этих ушей.
Очевидно, я слишком долго жил на горе, слишком часто слушал ручьи и деревья: теперь я говорю им, как пастухам.
Непреклонна душа моя и светла, как горы утренней порою. Но они думают, что холоден я и что смеюсь я ужасными шутками.
И вот они смотрят на меня и смеются: и, смеясь, они еще ненавидят меня. Лед в смехе их».
Но тут случилось нечто, что сделало уста всех немыми и взор неподвижным. Ибо тем временем канатный плясун начал свое дело: он вышел из маленькой двери и пошел по канату, протянутому между двумя башнями и висевшему над базарной площадью и народом. Когда он находился посреди своего пути, маленькая дверь вторично отворилась, и детина, пестро одетый, как паяц, выскочил из нее и быстрыми шагами пошел вослед первому. «Вперед, хромоногий, кричал он своим страшным голосом, вперед, ленивая скотина, контрабандист, набеленная рожа! Смотри, чтоб я не пощекотал тебя своею пяткою! Что делаешь ты здесь между башнями? Ты вышел из башни; туда бы и следовало запереть
