устрицу, отвратительную и скользкую, которую трудно схватить, —
— такъ что благородная скорлупа съ благородными украшеніями должна заступиться за нее. Но и этому искусству надо научиться: имѣть скорлупою прекрасный призракъ и мудрое ослѣпленіе!
И опять во многомъ можно ошибиться въ человѣкѣ, ибо иная скорлупа бываетъ ничтожной и печальной и слишкомъ ужъ скорлупой. Много скрытой доброты и силы никогда не угадывается: самыя драгоцѣнный лакомства не находятъ любителей!
Женщины знаютъ это, самыя драгоцѣнный: немного потолще, немного потоньше — о, какъ часто судьба содержится въ столь немногомъ!
Трудно открыть человѣка, а себя самого всего труднѣе; часто лжетъ духъ о душѣ. Такъ устраиваетъ духъ тяжести.
Но тотъ открылъ себя самого, кто говоритъ: это мое добро и мое зло: этимъ заставилъ онъ замолчать полукрота, полукарлика, который говоритъ: «Добро для всѣхъ, зло для всѣхъ».
Поистинѣ, не люблю я тѣхъ, у кого всякая вещь называется хорошей и этотъ міръ даже наилучшимъ изъ міровъ. Ихъ называю я вседовольными.
Вседовольство, умѣющее находить все вкуснымъ: это не лучшій вкусъ! Я уважаю упрямые, разборчивые языки и желудки, которые научились говорить «я», «да» и «нѣтъ».
Но все жевать и переваривать — это настоящее свойство свиньи! Постоянно говорить: И-А — этому научился только оселъ, и кто соотвѣтствуютъ ему по духу!
Густая желтая и яркая алая краски: ихъ требуетъ мой вкусъ, — примѣшивающій кровь во всѣ цвѣта. Но
устрицу, отвратительную и скользкую, которую трудно схватить, —
— так что благородная скорлупа с благородными украшениями должна заступиться за нее. Но и этому искусству надо научиться: иметь скорлупою прекрасный призрак и мудрое ослепление!
И опять во многом можно ошибиться в человеке, ибо иная скорлупа бывает ничтожной и печальной и слишком уж скорлупой. Много скрытой доброты и силы никогда не угадывается: самые драгоценный лакомства не находят любителей!
Женщины знают это, самые драгоценный: немного потолще, немного потоньше — о, как часто судьба содержится в столь немногом!
Трудно открыть человека, а себя самого всего труднее; часто лжет дух о душе. Так устраивает дух тяжести.
Но тот открыл себя самого, кто говорит: это мое добро и мое зло: этим заставил он замолчать полукрота, полукарлика, который говорит: «Добро для всех, зло для всех».
Поистине, не люблю я тех, у кого всякая вещь называется хорошей и этот мир даже наилучшим из миров. Их называю я вседовольными.
Вседовольство, умеющее находить всё вкусным: это не лучший вкус! Я уважаю упрямые, разборчивые языки и желудки, которые научились говорить «я», «да» и «нет».
Но всё жевать и переваривать — это настоящее свойство свиньи! Постоянно говорить: И-А — этому научился только осел, и кто соответствуют ему по духу!
Густая желтая и яркая алая краски: их требует мой вкус, — примешивающий кровь во все цвета. Но
