Свѣтъ полуночи былъ всегда кругомъ меня, одиночество на корточкахъ сидѣло рядомъ съ нимъ; и еще хрипящая мертвая тишина, худшая изъ моихъ подругъ.
Ключи носилъ я съ собой, самые заржавленные изъ всѣхъ ключей; и я умѣлъ отворять ими самыя скрипучія изъ всѣхъ воротъ.
Подобно зловѣщему карканью, пробѣгали звуки по длиннымъ ходамъ, когда поднимались затворы воротъ: зловѣще кричала эта птица, неохотно давала она будить себя.
Но было еще ужаснѣе, и еще сильнѣе сжималось мое сердце, когда все замолкало, и кругомъ водворялась тишина, и я одинъ сидѣлъ въ этомъ зловѣщемъ молчаніи.
Такъ медленно тянулось время, если время еще существовало: почемъ знаю я это! Но, наконецъ, случилось то, что меня разбудило.
Трижды ударили въ ворота, какъ громомъ, трижды зазвучали и заревѣли своды въ отвѣть: тогда пошелъ я къ воротамъ.
Альпа! кричалъ я, кто несетъ свой прахъ на гору»? Альпа! альпа! Кто несетъ свой прахъ на гору»?
И я нажималъ ключъ и напиралъ на ворота, стараясь отворить ихъ. Но они не отворялись ни на палецъ:
Тогда бушующій вѣтеръ распахнулъ половинки ихъ: свистя, крича, разрѣзая воздухъ, бросилъ онъ мнѣ черный гробъ:
И среди шума, свиста и пронзительнаго воя раскололся гробъ, и изъ него раздался смѣхъ на тысячу ладовъ.
И тысяча обликовъ дѣтей, ангеловъ, совъ, глупцовъ и бабочекъ величиной съ ребенка смѣялись и издѣвались надо мной и неслись на меня.
Свет полуночи был всегда кругом меня, одиночество на корточках сидело рядом с ним; и еще хрипящая мертвая тишина, худшая из моих подруг.
Ключи носил я с собой, самые заржавленные из всех ключей; и я умел отворять ими самые скрипучия из всех ворот.
Подобно зловещему карканью, пробегали звуки по длинным ходам, когда поднимались затворы ворот: зловеще кричала эта птица, неохотно давала она будить себя.
Но было еще ужаснее, и еще сильнее сжималось мое сердце, когда всё замолкало, и кругом водворялась тишина, и я один сидел в этом зловещем молчании.
Так медленно тянулось время, если время еще существовало: почем знаю я это! Но, наконец, случилось то, что меня разбудило.
Трижды ударили в ворота, как громом, трижды зазвучали и заревели своды в ответь: тогда пошел я к воротам.
Альпа! кричал я, кто несет свой прах на гору»? Альпа! альпа! Кто несет свой прах на гору»?
И я нажимал ключ и напирал на ворота, стараясь отворить их. Но они не отворялись ни на палец:
Тогда бушующий ветер распахнул половинки их: свистя, крича, разрезая воздух, бросил он мне черный гроб:
И среди шума, свиста и пронзительного воя раскололся гроб, и из него раздался смех на тысячу ладов.
И тысяча обликов детей, ангелов, сов, глупцов и бабочек величиной с ребенка смеялись и издевались надо мной и неслись на меня.
