того, что высказать кажется тебѣ дѣломъ хорошимъ, иному гораздо лучше оставаться похороненнымъ въ гробѣ молчанія. Объ этомъ иной разъ самъ ты узнаешь тотчасъ по окончаніи бесѣды.
Молчаніе есть великая сила въ дѣлѣ невидимой нашей брани и вѣрная надежда на одержаніе побѣды. Молчаніе очень любезно тому, кто не надѣется на себя, а надѣется на одного Бога. Оно есть блюстительница священной молитвы и дивная помощница при упражненіи въ добродѣтеляхъ; а вмѣстѣ и признакъ духовной мудрости. Св. Исаакъ говоритъ, что „храненіе языка не только заставляетъ умъ воспрянуть къ Богу, но и въ дѣлахъ явныхъ, тѣломъ совершаемыхъ, втайнѣ доставляетъ великую силу къ совершенію ихъ. Оно просвѣщаетъ и въ сокровенномъ дѣланіи, если только кто соблюдаетъ молчаніе съ вѣдѣніемъ“ (въ русск. пер. сл. 31, стр. 208). Въ другомъ мѣстѣ такъ восхваляетъ онъ его: „когда на одну сторону положишь всѣ дѣла житія сего, — отшельническаго, — а на другую молчаніе, тогда найдешь, что оно перевѣшиваетъ на вѣсахъ. Много есть добрыхъ для насъ совѣтовъ; но когда сблизится кто съ молчаніемъ, излишнимъ для него будетъ дѣланіе храненія ихъ“ (въ русск. пер. сл. 41, стр. 251). Въ другомъ еще мѣстѣ называетъ онъ „молчаніе таинствомъ будущаго вѣка; слова же, говоритъ, суть орудіе міра сего“ (сл. 42, стр. 263). Святый же Варсонуфій ставитъ его выше богословствованія, говоря: „если ты и едва-едва не богословствуешь, то знай, что молчаніе болѣе достойно удивленія и славы“ (отв. 36). Почему хотя бываетъ, что иной молчитъ, потому что не имѣетъ что сказать (Сир. 20, 6), иной потому, что ждетъ удобнаго времени для своего слова (тамъ же), иной по другимъ какимъ причинамъ, „славы ради человѣческой, или по ревности о сей добродѣтели молчанія, или потому, что держитъ
