Сапыш настраивает топшур.
— Жж… Жж… Жж… Жил Белый хан, сильный богатырь… — зажужжал, захрипел в полголоса Сапыш, перебирая струны самодельного инструмента. — Стал тосковать Белый хан: если-б сын у меня, если-б наследник… Пошел он заложить коня, чтобы поехать к другому хану за советом. А конь в длину семьдесят аршин и в ширину пятнадцать аршин…
Бурлит в казане, тонкою струйкой подымается парок. Касим то и дело опускает в кувшин лучинку с тряпочкой и пробует на язык крепость араки. А Сапыш все хрипит, тихо покачивая головой.
— Тайга едет — лес падает, горы падает. Навстречу другой богатырь: «Поезжай назад и жди — через семь дней родится у тебя сын с железной головой, которую не возьмет ни пуля, ни штык. Жж… Жж…
Между гор показался серпик луны и скоро опять исчез. Костер уже не трещит, в нем куча красно-золотистых, жарких углей, которые бросают вокруг переливающийся розовый свет.
Чашка с арачкой сделала уже много кругов и теперь, в ожидании, покоится на коленях у Касима, который доканчивает выгонку напитка. Ганс с Никандром лежат, вытянув ноги во тьму. Красные пятна скользят по лицам, по платью и тают, растворяются в ночи. А Сапыш все жужжит, как большой, неугомонный шмель:
— Схватил его Камудай и поднял до самого облака. Черный богатырь хотел схватиться за кедр — не успел, хотел схватиться за гору — не успел. Камудай бросил так, что он ушел в землю на семьдесят семь аршин… Жж… Жж… Жж…
