угощает ими даму. Та, смеясь, осматривает и его и меня. Когда она остается на минуту одна, я хвастливо говорю ей:
— Я умею делать то, что он не умеет: ходить на руках и кричать по сорочьи. Это очень трудная вещь.
Она опускает глаза и молчит…
Идем позади всех, вдвоем.
— Ты прав. Гадкая я. Больше не буду.
— Что, не будешь?
Виновато улыбается.
— Не то! Не нужно было! Глупо все это!..
Царство хвои. Лиственных пород уже нет; они остались внизу. В широкие просветы видны соседние горы. Верхи их ярко освещены и на светлом фоне плывут тени облаков. Низы и лощины окутаны фиолетовым маревом. На двух ближних, с каменными, голыми черепами, белеют полосы снега.
— Великолепно! Чудесно! — восторгается профессор. — Это: Ючкурлуту, Тастанай и Кажакая. А это — Кальдянап. Знаете, что такое Кальдянап? лысая лошадь. Не правда ли — очень похожа на лысую лошадь?..
Пошли баданные поля. Ни травы, ни цветов, — один сочный, крупно-лиственный бадан да серые граниты. Пихты тонкие, чахлые, с редкими ветвями в южную сторону. С них спускаются длинные, седые пряди бородастого лишайника.
Спускаемся в седловину между двух вершин, на альпийский луг.
Под навесом четырех кедров распологаемся на
