— Здраствуй! Гости приехал? Нашему богу молиться? Якши, якши! —Кто-то подвигает кошму и усаживает рядом с собой.
Потрескивает костер; у огня большой медный чайник.
Первую чашку хозяин подает сидящему рядом со мной, но тот передает ее мне:
— Пей! Рус кижи якши! Алтай закон — якши!
Большая деревянная чашка с теплой аракой медленно переходит от одного к другому, проясняет лица, развязывает языки.
Молчалив и сосредоточен один только большеротый, с медными глазами Эзи в большом, висящем позади меня, бубне.
Тускнеет небо, за щетиной леса на каменном кряже заалела узкая полоска. В загоне топчется только что пригнанный табун. Двое с волосяным арканом перелезли через изгородь и тихо крадутся. Сверкнула, жутко извиваясь, мертвая петля — и одна из кобылиц, серой масти, судорожно задергала шеей. На веревке тотчас же повисло около десятка людей. Храпящую, вздрагивающую, делающую бессильные попытки освободиться, ее повели и привязали к одной из берез. К другим привязали еще двух: Ульгеню, Алтаю и духу — Ыик.
К четвертой березе подвели белого барана. Это — Актяйзану, Белому Зайсану.
Вышел кам, в высокой барашковой шапке с пучком совиных перьев; стал на белую кошму. Перед ним: кадка с чегенем, корытце с разведеным толканом, ведро молока и несколько бутылок араки.
