тался на время от рекрутчины — всё же у него не потеряна надежда возвратиться к семье, к продолжению остановленной жизни. Потужит он по поводу происшедшего, поправит дело по мере обстоятельств и разумения, поблагодарит судьбу за сохранение драгоценного дара — жизни и подспорпых при ней рук, и с ними снова примется за прерванные дела, как та Божья пчелка, у которой только что разорили восковые сооружения, пограбили плоды долгих трудов.
А вот, куда ему бывало деваться, как противодействовать бесчисленным незримым врагам, как поправлять учиняемые ими траты? Не уйти бывало ему от этих врагов ни в чащи, ни в дупла, ни в пещеры, ни на сваи, не противопоставить им материальной силы: с быстротою мысли враги окружали беспомощника, пробирались чрез высокие и крепкие стены, такие же ворота, башенные и горные выси, умея обходить всё, чем противоборствовал слабый ум человека. Правда, не полонят эти враги материально, зато опутают незримыми сетями, из которых жертве не выбраться собственными силами; не пограбят — зато настроят множество преград к притоку в дом добра; не побьют — зато медленно изведут. При всём этом вт. страданиях жертвы они постараются с злорадством видеть свою победу, праздновать начало торжества. И как много этих врагов, как обильны притонные их места! Нескончаемые дремучие леса, «долгия нивы и поля», воды в-резь-край берегов, необозримые болотины, овражные пропасти, горные выси — сколько тут простора незримому врагу! А между тем волей-неволей давний человек принужден был ведаться с такими местами, идти, так сказать, в руки врагов. Если же он изловчался уходить от них в столь пагубных местах, то можно ли было ручаться за безопасность в собственном доме, вокруг да около него?
Протекли многие десятилетия, в течение которых одни деды сменились другими: топор да пила скосили дремучие леса, или разредили лесные пространства — и вч. них всё слабее
