молажнвапьф и что от бесовской деятельности не произошло изменения их существа; иго, как угодно, многовековая работа и случайные повреждения могли наложить печать на это существо, — что и сказалось на кадука́х.
Считаясь первыми по времени возрождения, на текущем счету кадука́ состоят последышами, забытыми инвалидами бесовства, на которых не обращают внимания остальные нечистики, не обращаются ни к их опытности, ни к их помощи и ни во что ставят старческий авторитет их. Отягченные всем этим, да сверх того, озлобляемые своими собратьями, кадука́ бродят вдали от нечистиков и от своих немногочисленных сверстников. Видя же людскую правду, в особенности, почет младших к старшим, снисхождение сильных к немощным, кадука́ больше остальных нечистиков расположены к людям, намеренно не вредят им и только тогда подступят к жертве, когда она порочна в людском смысле. Разумеется, свою редкостную работу они отправят с навычною ловкостью мастеров, опытностью дельцов.
Люди отдают подобающее уважение упомянутым особенностям кадуков, почитая их справедливее остальных вольных нечистиков: жертвы невинной, хотя и идущей прямо в руки кадуков, они не тронут, а в отдельных случаях даже не допустят к ней и других нечистиков; эти последние страшатся вмешательства кадуков и тем жесточе ненавидят их.
Как не страшна людям деятельность кадуков, так же не пугает людей и материальный облик их. Если кадук не лишился предательских особенностей бесовства — рогов, хвоста и др., последние давно скрыты под многовековыми наслоениями вещественных прилипов. Благодаря сему, кадук похож издали на копну сена, или ворох мха, могущие пугать разве своим непривычным для людей движением. Неразумные животные, не страшатся, однако, такой копны и вороха: одни из них безнаказанно общипывают и едят прилипы, другие вьют
