в деловой речи, и в шутливой беседе, и в брани, вовсе не желая знать, прибудет, или не прибудет враг на зов, не страшась и последствий незримого прибытия его, — что так непохоже на положение дедов. Бедняги по скорбному опыту знали, что «бес легок на помин», не заставит призывать себя вторично, и что «с чертом — не с своим братом», а потому всемерно обходили даже думу о нём («задумал мужик брагу варить, а уже черт с чаркой стоит», — помнилось им), открещивались и отплевывлались при чужом или собственном помине чертовского имени, при выслушивании повести о бесовстве, а при крупной необходимости чертыхнуть, взамен подлинных бесовских имен, употребляли иносказания: «ён, той-самый, ётый-што, поганик, проклятик, рогатик, красавец хвостатый» и проч. Если же так осторожно произносилось одно имя незримого врага из опасения, что он немедленно прибудет на зов и бед наделает, то каково приходилось старикам, когда тот же враг незримо или образно приставал к ним, становился поперек их дел и намерений, и когда необходимо было ограждать себя всюду и всегда?!.
Но тут лучше всего прослушать дедовскую повесть о сих врагах, составленную из сказаний о нечистой силе. Преемственною передачею от дедов и отцов эта повесть сообщалась детям и внукам, принималась сими последними на веру, как выходящая из авторитетных уст старших, как наука и предупреждение младшим. Стоя отдельпо от библейских и вообще религиозных сказаний, предлагаемая повесть сложена из сводных сказаний простонародья о нечистиках и передает типичные особенности разнообразных представителей — внешний и внутренний склад, образ жизни, странности и привычки, отношение к людям и собратьям, род деятельности, место и время последней, при чём она даёт разграничение нечистиков по трем категориям. К первой отнесены повсюдные, вольные нечистики, ко второй — человекоподобники, прикованные деятельностью к определенному месту, и к третьей — дсмоно-
