обѣщавшаго мнѣ болѣе выгодное мѣсто въ одной изъ московскихъ гимназіи, и отправился съ нимъ въ Россію. Судьбѣ однако неугодно было исполнить благія намѣренія генерала Р***. Въ Москвѣ вакантнаго мѣста не оказалось, и я принужденъ былъ удовольствоваться гимназической каѳедрой въ городѣ ***, на югѣ Россіи, куда я отправился, снабженный рекомендательными письмами, съ которыми я немедленно былъ принятъ въ число преподавателей единственной тамошней гимназіи. Здѣсь я скоро имѣлъ случай удостовѣриться въ несовершенствѣ моей педагогической опытности и въ необходимости самому учиться прежде, чѣмъ учить другихъ.
Гимназія въ ***.
2-го марта 1831. Я началъ свою службу въ понедѣльникъ, то есть въ тяжелый день, по мнѣнію Русскихъ.
Въ одномъ изъ длинныхъ корридоровъ, ведущихъ въ классы, встрѣтился я съ директоромъ гимназіи. Это былъ человѣкъ пріятной наружности, съ умнымъ, открытымъ лицомъ, и который съ перваго взгляда расположилъ меня въ свою пользу. Мы говорили на французскомъ языкѣ, которымъ онъ повидимому владѣлъ довольно хорошо.
— Вы вѣрно отъ господина попечителя — сказалъ онъ мнѣ, — онъ меня уже предувѣдомилъ о вашемъ пріѣздѣ.
При этихъ словахъ онъ показалъ мнѣ письмо, написанное генераломъ Р*** къ попечителю, и имъ же переданное директору. Въ письмѣ этомъ я увидалъ много лестнаго для меня. Это заставило меня увѣрить его въ моемъ искреннемъ желаніи быть на сколько возможно полезнымъ въ качествѣ преподавателя.
— Пока еще звонокъ не пробилъ и классы не начались, сказалъ мнѣ директоръ, позвольте вамъ показать наше заведеніе, прошедшею весной его отдѣлали заново.
Я согласился и мы отправились. Парадная лѣстница, устланная богатыми коврами, передняя, большіе и высокіе классы, актовый залъ, кабинеты естественныхъ наукъ, физическій и механическій, все эта было убрано не только прилично и со вкусомъ, но даже съ такою роскошью, которой я никакъ не ожидалъ встрѣтить въ русской гимназіи. Въ школахъ небольшихъ городовъ Германіи я привыкъ видѣть болѣе чѣмъ патріархальную простоту, привыкъ къ стѣнамъ запросто выбѣленнымъ известью, къ скромной мебели,
обещавшего мне более выгодное место в одной из московских гимназии, и отправился с ним в Россию. Судьбе однако неугодно было исполнить благие намерения генерала Р***. В Москве вакантного места не оказалось, и я принужден был удовольствоваться гимназической кафедрой в городе ***, на юге России, куда я отправился, снабженный рекомендательными письмами, с которыми я немедленно был принят в число преподавателей единственной тамошней гимназии. Здесь я скоро имел случай удостовериться в несовершенстве моей педагогической опытности и в необходимости самому учиться прежде, чем учить других.
Гимназия в ***
2-го марта 1831. Я начал свою службу в понедельник, то есть в тяжелый день, по мнению Русских.
В одном из длинных коридоров, ведущих в классы, встретился я с директором гимназии. Это был человек приятной наружности, с умным, открытым лицом, и который с первого взгляда расположил меня в свою пользу. Мы говорили на французском языке, которым он по-видимому владел довольно хорошо.
— Вы верно от господина попечителя — сказал он мне, — он меня уже предуведомил о вашем приезде.
При этих словах он показал мне письмо, написанное генералом Р*** к попечителю, и им же переданное директору. В письме этом я увидал много лестного для меня. Это заставило меня уверить его в моем искреннем желании быть на сколько возможно полезным в качестве преподавателя.
— Пока еще звонок не пробил и классы не начались, сказал мне директор, позвольте вам показать наше заведение, прошедшею весной его отделали заново.
Я согласился и мы отправились. Парадная лестница, устланная богатыми коврами, передняя, большие и высокие классы, актовый зал, кабинеты естественных наук, физический и механический, всё эта было убрано не только прилично и со вкусом, но даже с такою роскошью, которой я никак не ожидал встретить в русской гимназии. В школах небольших городов Германии я привык видеть более чем патриархальную простоту, привык к стенам запросто выбеленным известью, к скромной мебели,
