По направленію къ аулу Меана, около котораго расположенъ постъ того же названія, мѣстность, постепенно понижаясь, переходитъ въ равнину разстилающуюся на огромномъ пространствѣ до конца горизонта. Здѣсь снова начинается пустыня, среди которой по дорогѣ встрѣчается оазисъ около незначительнаго ручья, протекающаго черезъ аулъ Меана. Совершенно гладкая, какъ столъ, равнина утомляетъ до крайности своимъ однообразіемъ, поэтому всю дорогу мы, не обращая вниманія на эту унылую картину, занимались разговорами. Словоохотливый приставъ Н. съ особою любезностью крайне охотно удовлетворялъ наше любопытство. Изрѣдка передъ нами виднѣлись заросли какъ будто мертваго саксаула и темно-зеленаго гребенщика. Узловатыя вѣтви перваго казались какъ будто высохшими на солнцѣ. Дерево это, имѣющее необычайную твердость, годится лишь на топливо, давая огромную, благодаря своей плотности, теплоту. Корни же его, какъ будто узлы, тянутся подъ землею совершенно закрытые особою корою въ тѣхъ видахъ,
По направлению к аулу Меана, около которого расположен пост того же названия, местность, постепенно понижаясь, переходит в равнину, расстилающуюся на огромном пространстве до конца горизонта. Здесь снова начинается пустыня, среди которой по дороге встречается оазис около незначительного ручья, протекающего через аул Меана. Совершенно гладкая, как стол, равнина утомляет до крайности своим однообразием, поэтому всю дорогу мы, не обращая внимания на эту унылую картину, занимались разговорами. Словоохотливый пристав Н. с особою любезностью крайне охотно удовлетворял наше любопытство. Изредка перед нами виднелись заросли как будто мертвого саксаула и темно-зеленого гребенщика. Узловатые ветви первого казались как будто высохшими на солнце. Дерево это, имеющее необычайную твердость, годится лишь на топливо, давая огромную, благодаря своей плотности, теплоту. Корни же его, как будто узлы, тянутся под землею совершенно закрытые особою корою в тех видах,
