Македонскому, хотя въ дѣйствительности построилъ ее персидскій Шахъ Измаилъ.
Поднявшись на высокій хребетъ, мы увидѣли наконецъ линію Средне-Азіатской желѣзной дороги, узкою лентой тянувшуюся по совершенно гладкой равнинѣ, верстахъ въ десяти отъ подошвы горнаго хребта. Безконечный какъ казалось, рядъ телеграфныхъ столбовъ, грохотъ несущагося поѣзда, свистки паровоза доставили намъ какое то особенно пріятное сознаніе, что мы снова близки къ цивилизованному міру, связаны съ нимъ телеграфомъ и желѣзной дорогою. Послѣ двухмѣсячнаго скитанія, по пустынямъ и дебрямъ Закаспія явилось невольное стремленіе увидѣть иную жизнь и иныхъ людей.
Номады, ихъ жизнь и даже всѣ мы другъ другу уже порядочно надоѣли.
Но до конца поѣздки было еще далеко.
Македонскому, хотя в действительности построил её персидский шах Измаил.
Поднявшись на высокий хребет, мы увидели наконец линию Средне-Азиатской железной дороги, узкою лентой тянувшуюся по совершенно гладкой равнине, верстах в десяти от подошвы горного хребта. Бесконечный, как казалось, ряд телеграфных столбов, грохот несущегося поезда, свистки паровоза доставили нам какое-то особенно приятное сознание, что мы снова близки к цивилизованному миру, связаны с ним телеграфом и железной дорогою. После двухмесячного скитания по пустыням и дебрям Закаспия явилось невольное стремление увидеть иную жизнь и иных людей.
Номады, их жизнь и даже все мы друг другу уже порядочно надоели.
Но до конца поездки было еще далеко.
