маете? И вѣдь все подло лгалъ... Эта дама отвергла его... такъ онъ мнѣ мстить выдумалъ... Ну, все... все меня и заставило ударить его, Петръ Васильевичъ... Такъ посудите... Могу ли я извиняться?..
Голосъ Петра Васильевича звучалъ такъ нѣжно и грустно, когда онъ отвѣтилъ:
— И все-таки должны... Ради этой самой женщины должны... Развѣ это расправа... Эхъ, дорогой юноша, труднѣе бываютъ вещи и все-таки... правильнѣе не платить за скверное сквернымъ...
Старшій офицеръ еще говорилъ, разсказывая въ третьемъ лицѣ нѣчто похожее на прежнее свое положеніе, и Сойкинъ, наконецъ, согласился...
— Спасибо.... Не надо ли чего... Лимонадъ отъ меня требуйте...
Черезъ минуту Петръ Васильевичъ стучалсявъ двери каюты Байдарова.
— Войдите!..
Байдаровъ сидѣлъ у шифоньерки и писалъ письмо.
Онъ обернулся и, увидавъ старшаго офицера, всталъ.
Его лицо дышало злобой, страданіемъ и рѣшимостью.
— Что прикажете? — рѣзко спросилъ онъ старшаго офицера.
Петръ Васильевичъ, смущенный, словно виноватый, передалъ совѣтъ капитана списаться въ Батавіи съ корвета и прибавилъ, что Сойкинъ
