лосъ, и походку... все Зябликъ перенялъ... И на бакѣ такъ и раскатились смѣхомъ, — даромъ что всѣ мы въ скукѣ были, потому штормовали въ Тихомъ океанѣ... «Конвертъ» подъ штормовыми парусами такъ и валяло во всѣ стороны... И волны такъ и захлестывали... Обдавало водой здорово... И смутныя мысли приходили въ голову... А Зябликъ всю скуку разогналъ... Гогочемъ... И вотъ — извольте понять, вашескородіе, — боцманъ уже не такъ страшенъ быдто сталъ, а надъ имъ смѣемся... Ишь вѣдь какой оборотъ далъ Зябликъ смѣхомъ... И хучь у его здорово подбитъ глазъ, а онъ смѣется и говорить: «Бѣднаго прикормилъ... а то безъ меня не было бы, братцы, ему скусной пищи... Бѣдный и есть!» И опять смѣемся... И перекрестили мы живодера въ бѣднаго... Услыхалъ это «бѣдный». И не разъ слыхалъ, какъ Зябликъ его передразнивалъ... И матросы, какъ вспомнятъ Зяблика, глядючи на боцмана, тоже тишкомъ улыбаются... Дошло и до офицеровъ... Мичманъ одинъ видѣлъ, какъ Зябликъ представлялъ боцмана, и очень смѣялся... И, видимъ, еще свирѣпѣй сталъ съ виду боцманъ... Ходитъ это по баку на вахтѣ и все вѣрно входитъ въ понятіе насчетъ смѣха Зяблика... И такъ, вашескородіе, попрежнему чекрыжитъ морды... И Зяблику попадало, какъ съ виноватитъ по службѣ... Матросика вовсе во весь бой жарилъ, видно, полагалъ довести до страха, а матросикъ, какъ былъ, при-
