— Ну какъ нашли корветъ со шлюпки, Леонтій Петровичъ? Вы вѣдь дока... и я дорожу вашимъ мнѣніемъ, вы знаете?
— Въ отличномъ порядкѣ, Иванъ Иванычъ... Красавецъ корветъ... А я, извините... Адмиралъ потребовалъ... Адмиралъ...
— Да... да, ждетъ васъ... Онъ, какъ я знаю, очень цѣнитъ въ васъ отличнаго морского офицера, Леонтій Петровичъ, и рыцаря правдивости! — прибавилъ капитанъ, который, какъ предсѣдатель слѣдственной комиссіи, зналъ объ этомъ и счелъ долгомъ обратить на рѣдкое показаніе Баклагина вниманіе адмирала.
Баклагинъ мысленно поблагодарилъ командира и попросилъ вахтеннаго офицера послать доложить адмиралу.
— Онъ приказалъ просить къ нему, Леонтій Петровичъ, безъ доклада.
Баклагинъ вошелъ въ адмиральскую каюту.
— Пожалуйте, Леонтій Петровичъ...
Съ этими словами Сѣверцовъ привсталъ, протянулъ свою маленькую бѣлую руку и указалъ на кресло у письменнаго стола, въ глубинѣ каюты, у открытаго большого иллюминатора въ кормѣ, изъ котораго точно въ рамкѣ виднѣлось море и бирюзовое небо.
— Прикажете папиросу, Леонтій Петровичъ? — предложилъ адмиралъ, пододвигая ящикъ.
— Очень благодаренъ, ваше превосходительство.
