утвари и т. п., будемъ выводить заключенія о соприкосновеніи его съ другимъ народомъ, то мы легко можемъ упустить изъ виду это простое, но важное обстоятельство. Многія учрежденія обитателей нашихъ горъ не выказываютъ, чтобы они уже въ теченіе тысячелѣтій жили въ сосѣдствѣ съ высокой культурой, и бушмены замѣчательно мало усвоили изъ богатой сокровищницы оружія, утвари и техники бечуановъ. Такъ же, какъ съ одной стороны развитіе культурнаго достоянія, и съ другой, регрессъ или застой, зависящій отъ того,что это достояніе по своей природѣ мало способно къ усиленному движенію, представляетъ поучительное явленіе; особенно интереснымъ является сравненіе между различными ступенями такого застоя. Исходя изъ воззрѣнія, что гончарное искусство—самое первобытное, болѣе доступное дикому человѣку, чѣмъ многія другія, мы не только въ Австраліи, но и въ Полинезіи будемъ весьма удивлены, когда узнаемъ, что, при многихъ довольно высокихъ притязаніяхъ, такой даровитый народъ съумѣлъ обойтись безъ этого искусства. Встрѣтивъ его опять только на островѣ Тонго и на маленькомъ островѣ Пасхи на крайнемъ востокѣ Полинезіи, мы готовы будемъ предположить, что сношенія между странами и островами гораздо болѣе содѣйствуютъ обогащенію культурной сокровищницы человѣчества, чѣмъ независимыя изобрѣтенія. Но именно сношенія могутъ оказаться весьма причудливыми, въ чемъ убѣждаетъ насъ отсутствіе этого искусства у ассинибойновъ въ Сѣверной Америкѣ, живущихъ рядомъ съ манданами, отличающимися развитіемъ его. Мы узнаемъ здѣсь, что изобрѣтенія не распространяются, какъ огонь въ степи, но что здѣсь играетъ роль и человѣческая воля, которая прихотливо устраняетъ многое и тѣмъ охотнѣе воспринимаетъ другое. Склонность къ застою на ступени, уже достигнутой, тѣмъ больше, чѣмъ ниже общій культурный уровень. Всѣ исполняютъ только необходимое и ничего болѣе: такъ какъ полинезійцы умѣютъ нагрѣвать жидкости, бросая въ нихъ раскаленные камни, то безъ посторонняго содѣйствія они никогда не дошли бы до приготовленія глиняной посуды. Слѣдуетъ остерегаться даже самыя простыя изобрѣтенія считать необходимыми. Скорѣе будетъ правильнымъ признать въ духѣ дикихъ народовъ значительное безплодіе по отношенію ко всему, что не относится къ ближайшимъ жизненнымъ цѣлямъ. И переселенія могли быть причиною многихъ утратъ, такъ какъ естественный матеріалъ нерѣдко встрѣчается лишь въ ограниченномъ количествѣ, и каждое болѣе значительное переселеніе образуетъ перерывъ въ преданіяхъ. При всей важной роли, какую играетъ тапа въ жизни полинезійцевъ, маорисы утратили искусство ея приготовленія.
На этихъ низкихъ ступеняхъ культуры гораздо болѣе, чѣмъ на высшихъ, вся общественная жизнь зависитъ отъ созданія или утраты какого-нибудь простого изобрѣтенія. Чѣмъ ближе жизнь стоитъ къ природѣ, чѣмъ тоньше культурный слой, въ которомъ она коренится, чѣмъ короче волокна, которыя она пускаетъ въ почву природы, тѣмъ сильнѣе и обширнѣе дѣйствуетъ каждое измѣненіе въ этой почвѣ. Изобрѣтеніе выдѣлки матерій для одежды, въ формѣ тканей или обработанной коры, безъ сомнѣнія, просто, но къ какимъ важнымъ послѣдствіямъ оно привело! Вся утонченность жизни полинезійскихъ дикихъ народовъ, основывающаяся на чистоплотности и чувствѣ стыдливости и уже сама по себѣ доставляющая имъ высокое положеніе, немыслима безъ этой, повидимому, мало замѣтной матеріи изъ коры, таны, представляющей бѣловато-желтые или бурые клочки, похожіе на трутъ, въ нашихъ этнографическихъ музеяхъ. Кора становится матеріей для одежды, давая возможность не только полнаго обертыванія тѣла, но и извѣстной роскоши въ частой перемѣнѣ платья, тщательности въ носкѣ, въ выборѣ цвѣтовъ и узоровъ и, наконецъ, въ накопленіи капитала сохраненіемъ массъ этой матеріи, которая всегда можетъ быть обращена въ мѣновые знаки. Припомнимъ рядомъ съ этимъ мѣховую одежду эскимоса или кожа-
