менѣе важные для миѳообразовательнаго духа. Преимущество преданія надъ вновь создаваемыми образами нигдѣ не выражается такъ ясно, какъ въ этомъ ограниченіи, къ которому всегда примѣшивается нѣчто причудливое.
Связываніе духовныхъ силъ, замыкающихся въ средѣ жреческаго сословія, и особое направленіе, какое сообщается имъ преобладаніемъ мистическихъ склонностей, подчиняющихся суевѣрію, объясняютъ отсталость многихъ народовъ и оказываютъ задерживающее дѣйствіе не у однихъ, такъ называемыхъ, дикихъ народовъ, но и у представителей полукультуры. Чтобы понять это вліяніе, нужно имѣть въ виду положеніе жрецовъ, шамановъ, знахарей и т. п. Въ древней Мексикѣ они должны были подвергаться извѣстной выучкѣ и усваивать требуемыя знанія въ слѣдующихъ предметахъ: пѣсняхъ и молитвахъ, національныхъ преданіяхъ, религіозныхъ ученіяхъ, медицинѣ, заклинаніяхъ, музыкѣ и танцахъ, смѣшеніи красокъ, живописи, рисованіи идеографическихъ знаковъ и фонетическихъ гіероглифовъ. Въ практическомъ примѣненіи они могли дѣлиться своими знаніями, но въ своей совокупности оно оставалось привилегіей ихъ касты. Суевѣрный страхъ передъ ихъ волшебной силой, ихъ связью съ сверхъестественнымъ, прирожденная или развитая воспитаніемъ способность къ экстатическимъ состояніямъ, усиливавшаяся постомъ и обѣтомъ цѣломудрія, поднимали ихъ въ глазахъ остального народа на недосягаемую высоту. Намѣренно непонятный языкъ жрецовъ содѣйствовалъ еще болѣе этому обособленію. Но такъ какъ цѣлью всей этой подготовки и дѣятельности было служеніе божеству или, вѣрнѣе, духамъ въ самомъ обширномъ смыслѣ, то способные къ развитію научные элементы оставались безъ измѣненія, въ зачаточномъ состояніи. Это религіозное окаменѣніе у народовъ, умственная жизнь которыхъ еще не поддерживается болѣе развитымъ раздѣленіемъ труда между классами и профессіями, у которыхъ религія составляетъ всю духовную жизнь, обнаруживаетъ вполнѣ связанное состояніе умовъ. Наука, сама по себѣ способная къ прогрессу, ослабѣваетъ отъ этихъ узъ. Лушаи говорятъ о своихъ знахаряхъ, что они „много знаютъ“; было бы вѣрнѣе сказать, что они многое могутъ дѣлать, такъ какъ изъ ихъ знанія исходитъ не наука, а искусство.
Въ извѣстныхъ направленіяхъ человѣческій духъ можетъ двигаться впередъ по прямымъ линіямъ, которыя практически кажутся намъ безпредѣльными; въ другихъ, онъ долженъ неизбѣжно вращаться вокругъ извѣстныхъ точекъ, не слишкомъ удаляясь отъ нихъ. Къ первымъ относятся научныя, а къ послѣднимъ—религіозныя понятія. Созданіе науки составляетъ, вслѣдствіе того, одну изъ величайшихъ эпохъ въ жизни человѣчества, и культурные народы всего рѣзче различаются между собой отсутствіемъ ея или обладаніемъ ею. Восточные народы въ своей совокупности не въ силахъ оцѣнить науку самое по себѣ; чистый интересъ къ истинѣ только отчасти выраженъ у нихъ. Они уважаютъ знаніе, но по причинамъ, чуждымъ наукѣ. Въ китайскихъ преданіяхъ одному и тому же государю приписывается изобрѣтеніе календаря, музыки и системы мѣръ и вѣсовъ, а супруга его называется изобрѣтательницей шелководства и обработки шелка; этотъ государь даетъ одному изъ своихъ министровъ приказъ—изобрѣсти письменные знаки, и тотъ исполняетъ его съ полнымъ успѣхомъ. Въ томъ-же вѣкѣ астрономическія наблюденія настолько цѣнятся государствомъ, что двое сановниковъ подвергаются наказанію за то, что они не съумѣли правильно вычислить предстоящее солнечное затменіе. Очевидно, въ этой тѣсной связи науки съ государственной властью мы можемъ видѣть доказательство чисто практической оцѣнки науки, или скорѣе знанія и умѣнія. По той же причинѣ новѣйшія научныя сочиненія китайцевъ кажутся намъ остаткомъ среднихъ вѣковъ. Мы видимъ, какъ величайшіе умы этого народа продолжаютъ идти по старому пути, отъ
