и негровъ Вестъ-Индіи. Въ Южной и Средней Америкѣ церковь и государство испанцевъ уже съ начала XVI вѣка трудились надъ обращеніемъ индѣйцевъ, что̀ въ доступныхъ имъ областяхъ совершалось съ большимъ успѣхомъ.
Ясно, что тотъ не понимаетъ значенія миссіи, кто хочетъ видѣть въ этихъ цифрахъ выраженія ея успѣха. Ее всегда надо представлять себѣ въ связи съ другими культурными силами, на которыя она дѣйствуетъ поощряющимъ или задерживающимъ образомъ. Какъ духовная власть, она можетъ сдѣлать много въ томъ, что̀ соотвѣтствуетъ ея духовнымъ началамъ. „Евангеліе постоянно вводитъ въ обращеніе новыя религіозныя воззрѣнія и нравственныя понятія, окружающія даже языческую часть народа новой умственной атмосферой. Повсюду, гдѣ миссія укрѣпилась, язычество уже не то, чѣмъ оно было; въ немъ начинается процессъ броженія, заканчивающійся его уничтоженіемъ и побѣдой евангелія.“ (Варнекъ). Кромѣ того, свѣтъ вѣры, при своемъ распространеніи, отражаетъ отъ себя и тепло.
Наряду съ основною работою земледѣлія, всѣ другія проявленія хозяйственной дѣятельности шли быстрѣе, все болѣе совершенствуясь, своимъ путемъ, и во всемъ, чего могутъ достигнуть прилежныя и умѣлыя руки, терпѣніе, преданность дѣлу и тонкій вкусъ, они стремились къ высокимъ цѣлямъ; во многихъ случаяхъ такихъ цѣлей уже не ставили себѣ послѣдующія поколѣнія, работающія съ помощью болѣе усовершенствованныхъ орудій и взглядовъ. Но они оставались на ступени ручной и единичной работы и остановились на обычныхъ пріемахъ, замкнувшись въ касты. Изобрѣтенія, машины, крупное производство появились уже гораздо позднѣе, когда духъ творчества внесъ во всѣ эти отрасли дѣятельности могучее движеніе, какое мы теперь называемъ наукой. Если ручная работа создаетъ основу культуры, то подготовка духа къ сохраненію и дальнѣйшему созданію духовныхъ достояній даетъ силу жизни и развитія. Въ пользованіи этимъ вторымъ источникомъ заключается большой прогрессъ отъ того, что̀ называется довольно неопредѣленнымъ именемъ полу-культуры, къ тому, что мы, европейцы XIX столѣтія, называемъ культурой. Въ 1847 году въ нѣсколькихъ засѣданіяхъ Парижскаго Этнологическаго общества былъ поставленъ вопросъ: въ чемъ собственно заключается болѣе глубокое различіе между бѣлыми и неграми? Густавъ фонъ Эйхталь отвѣтилъ такъ: „въ обладаніи наукой, которая у бѣлыхъ, начиная отъ письма, началъ счисленія и пр., все болѣе и болѣе углубляется и обезпечиваетъ свою прочность, между тѣмъ, какъ полный недостатокъ ея характеризуетъ негровъ и объясняетъ ихъ застой“. Ариѳметика, геометрія и астрономія, точное измѣреніе времени и пространства совершенно имъ неизвѣстны, и вмѣстѣ съ тѣмъ неизвѣстно то, что̀ при этомъ случаѣ названо было „initiative civilisatrice“. Между тѣмъ нужно подняться достаточно высоко, чтобы найти то, что въ высшемъ смыслѣ составляетъ науку. Мы утверждаемъ, что живемъ въ вѣкѣ науки, и хотя, быть можетъ, современемъ будетъ еще болѣе научный вѣкъ, но мы все таки пользуемся болѣе всѣхъ предыдущихъ вѣковъ самостоятельной наукой, которая можетъ сдѣлать весьма многое. Столѣтія два тому на-
